Сладкий капкан Делла Сванхольм Николь пережила тяжелую психологическую травму. Ей кажется, что будущее безотрадно и жизнь не сулит ничего хорошего, и, бросив все, она уехала из страны и поселилась на маленьком тропическом острове, затерянном в океане, искренно надеясь, что там ее никто не найдет. Но Антуан, ее покинутый возлюбленный, не тот человек, чтобы пасовать перед трудностями. В поисках Николь он, похоже, готов перевернуть весь мир… Делла Сванхольм Сладкий капкан — Стой, грязный ублюдок! Антуан Лану медленно повернулся. Две девицы, которых он подхватил в баре «Красный лев», нервно захихикали, глядя на коренастого рыжебородого крепыша с налитыми кровью глазами, медленно приближавшегося к ним. — Чертов лягушатник! Что ты забыл у нас в Лондоне?! Сидел бы в своем проклятом Париже! Чем ты очаровал этих цыпочек?! Своим французским акцентом?! Ну так я сейчас выбью его из тебя — вместе с твоими зубами! Он шагнул к Антуану, и девицы бросились врассыпную. — Вонючий французишка, — сквозь зубы прошипел Патрик О'Коннор и обрушил удар своего кулака на Антуана Лану. О'Коннор был известным забиякой. Постоянные посетители бара его боялись и старались с ним не связываться. Антуан там оказался случайно и теперь должен был поплатиться за свое незнание. Однако кулак О'Коннора просвистел в воздухе — француз уклонился от него так ловко и незаметно, что ирландец этого даже не понял и едва не упал. — Уворачиваться вздумал?! — заревел О'Коннор. — Ну, теперь не жди пощады! Ему просто хотелось подраться — так, как он делал почти каждый вечер. К тому же то, что Джейн, которую он совсем недавно сводил на футбольный матч, вдруг согласилась пойти с этим французом, окончательно вывело его из себя. Но француз вновь уклонился от удара, и кулаки Патрика бесцельно пронзили воздух. — Ну держись! — заорал О'Коннор и, не видя ничего, кроме ненавистного лица заезжего француза, кинулся на него. И точно наткнулся на невидимую преграду. Кулаки француза, оказавшиеся стальными, врезались в него точно молоты. В голове О'Коннора загудело. Он попробовал пустить в ход ноги, но получил в ответ такие оплеухи, что перед его глазами поплыли круги. С ним еще никогда не происходило ничего подобного — все другие оказывались его жертвами, а этот француз… Патрик ревел, точно дикий зверь, бросался в разные стороны, стремясь смять, затоптать, опрокинуть своего обидчика, но в результате получил еще один сокрушительный удар и рухнул на мостовую, ощутив спиной шершавую прохладу лондонского асфальта. — Ты цел? Или хочешь еще? — процедил сквозь зубы Антуан Лану. — Ты только скажи! Ирландец медленно встал на четвереньки, затем с трудом поднялся. Его ноги дрожали, по лицу текла кровь, а левый глаз заплыл. Француз на всякий случай отступил на пару шагов, готовясь снова дать отпор. — Как тебя зовут? — выдавил Патрик. — Антуан, — после небольшой паузы произнес француз. Патрик О'Коннор облизал окровавленные губы. — Ты… — ирландцу не хватало воздуха, — первый человек, который побил меня, — по его лицу расплылась широкая улыбка. — Я предлагаю тебе мир. Давай выпьем за это! Антуан несколько секунд молчал, потом улыбнулся. — Что ж, я не прочь. Только, похоже, нам надо пойти в другое место. А то сюда, не ровен час, нагрянет полиция. — Я знаю такое место. — Патрик схватил его за руку. — Пошли. Он привел Антуана в ресторан, где работал учеником повара. Это оказался знаменитый «Мейз», где выдающийся шеф-повар шотландец Гордон Рамзи подавал пиццу с белыми трюфелями за сто фунтов стерлингов. — Виски и пицца с белыми трюфелями, — бросил Патрик. — Ты не против? — Насчет виски, конечно, нет, хотя мы, французы, предпочитаем вино. Но по случаю драки виски предпочтительней. А вот пицца с трюфелями для меня дороговато, — признался Антуан, глядя в меню. Патрик махнул рукой. — Тебе это ничего не будет стоить. Я же ученик повара. У меня есть кое-какие привилегии. Только подожди минут пять. Вскоре Патрик появился с двумя тарелками, от которых распространялся потрясающий аромат, и двумя стаканами настоящего шотландского виски. — За нашу встречу! — Он внимательно посмотрел на Антуана, прищуривая заплывший глаз. — Она была по-настоящему мужская. Француз не стал спорить и просто молча сделал глоток виски. — А теперь попробуй это. — Патрик придвинул к нему тарелку. — В конце концов, в этом блюде заключена частичка твоей родины! Антуан склонился над тарелкой. Блюдо было и впрямь восхитительным. Пожалуй, это было самым вкусным, что он когда-либо ел в своей жизни. — Нравится? — Да, бесподобно. Патрик положил на стол свои большие сильные руки, на которых алели свежие ссадины: — Сделано вот этими руками. Мистер Рамзи говорит, что у меня есть талант, хотя и называет меня неисправимым шалопаем. — Думаю, со временем истинный повар навсегда вытеснит в тебе шалопая, — тонко улыбнулся Антуан. — Ведь талант у тебя настоящий. Это сразу заметно. — Ну что ж, — ухмыльнулся ирландец, — если тебе действительно понравилось, как я готовлю, то открывай ресторан — я пойду в него шеф-поваром. — Мечтать не вредно, — засмеялся Антуан, — но я бедный студент. Моя учеба оплачивается посредством кредита. А в Лондон я приехал только потому, что, заплатив за счастливый билет десять евро, сумел выиграть в лотерею туристическую путевку стоимостью в целую тысячу евро. Я могу рассчитывать лишь на то, что по окончании учебы мне повезет и я сумею найти работу. А открыть собственный ресторан… нет, это все из области фантастики. Патрик откинулся на спинку стула. Его темные глаза сверлили лицо Антуана. — А мне почему-то кажется, что у тебя обязательно будет свой ресторан, — медленно проговорил он. В голосе ирландца слышались какие-то странные нотки. — Я вижу это. — Видишь? — Антуан не смог сдержать улыбки. — Ты что же, ясновидящий? Патрик отхлебнул виски. Но лицо его оставалось совершенно серьезным. — Моя бабка, как многие кельты, была колдуньей. Она утверждала, что происходит из древнего рода друидов, корни которого уходят во тьму веков. Ее предки-друиды проводили священные церемонии в Стоунхендже, видели, как высаживались на берегах Британии римские легионеры, а потом — первые христианские проповедники. Она кое-чему и меня научила, — почему-то перешел он на шепот, не сводя с Антуана пристального взгляда. — Так что, когда станешь богатым, вспомни обо мне. — Хорошо, обещаю, — сказал Антуан, решив не спорить с сумасшедшим ирландцем, и после минутного молчания спросил: — А что же будет главным в твоей кухне, когда и если ты станешь моим шеф-поваром? — Конечно, трюфели. Это настоящие короли кухни. Они придают незабываемый вкус любому блюду. — Он прищурился. — Вот, кстати, как ты можешь стать владельцем собственного ресторана. Во Франции есть чудное местечко Перигор, где растут потрясающие трюфели. Раздобудешь их и начнешь готовить на их основе разные блюда и сразу станешь богатым и знаменитым. От клиентов не будет отбоя. Они вмиг озолотят и тебя, и твой ресторан. — Но я не умею собирать трюфели! — воскликнул Антуан. — Это же целая наука пополам с мистикой: собирать их надо исключительно ночью при свете фонарика, да чтобы никто не увидел и не услышал. И даже натасканная на поиски трюфелей собака тоже желательно должна быть темной масти, чтобы никто не выследил, не заметил. Нет, это не для меня! — А что ты хочешь? Ведь цены на трюфели растут, как на нефть. И спрос в тысячи раз выше предложения. Кто умеет собирать трюфели, тот за один сезон может так разбогатеть, что потом будет годами почивать на лаврах. — Но я же говорил тебе, упертый ты кельтский друид, что не умею собирать трюфели! — вспылил Антуан. — А головой работать ты умеешь, глупый лягушатник?! — рассердился в свою очередь О'Коннор. — Поезжай в Перигор, отыщи там лучшего тартюффайо и договорись с ним, чтобы весь урожай он привозил лично тебе. Он тебе — трюфели, а ты ему — наличные, как это положено по традиции. — Он ухмыльнулся. — Только для начала надо все-таки заиметь ресторан. Но ведь, в конце концов, ты можешь взять кредит и выкупить какое-нибудь не слишком дорогое помещение под будущий ресторан, не так ли? — Ладно, приятель, — обнял его развеселившийся Антуан. — Давай свой адрес и телефон. Разбогатею — сразу позвоню. А ты пока учись у своего знаменитого шефа, овладевай секретами мастерства. 1 Вернувшись в Бордо, Антуан быстро забыл про встречу с Патриком О'Коннором. Время летело быстро. Рутина дел с головой засосала его. Когда же он перешел на последний курс, то стал все чаще задумываться над самым важным вопросом — сумеет ли он найти работу? Ведь уровень безработицы в стране все не падал, а экономистов во Франции и без него хватало. Конечно, он был одним из лучших студентов на курсе, профессора неизменно хвалили его, но все же… Однажды, когда вся семья по традиции собралась на воскресный обед, зазвучал колокольчик и в прихожую вошел почтальон. Отец, который вышел встречать его, вернулся с тонким конвертом в руке. Он вскрыл его, и глаза его неожиданно увлажнились. — Не может быть, — глухо пробормотал Филипп Лану. — Амели скончалась. А я всегда был уверен, что она доживет до ста лет! Все члены семьи Лану обменялись красноречивыми взглядами. Тетя Амели в семье считалась экстравагантной чудачкой. Много лет назад она покинула родину, чтобы отправиться работать медсестрой во французский госпиталь во Вьетнаме. А когда к власти во Вьетнаме неожиданно пришли коммунисты и иностранцы были вынуждены бежать из страны, она не вернулась во Францию, а двинулась еще дальше на восток — в Бруней. Там по рекомендации старых друзей она устроилась работать няней в семью одного из родственников султана Брунея. Через десять лет этот человек сам оказался на троне, Он получил не только усыпанную бриллиантами саблю — символ высшей власти, — но и автоматически стал одним из богатейших людей мира. А Амели стала няней семьи султана Брунея и больше во Францию никогда не приезжала. Она так никогда и не вышла замуж. Все эти годы Лану получали от нее только открытки на праздники и коробки шоколадных конфет, которые изготавливали мастерицы на Королевской шоколадной фабрике в столице Брунея. Филипп Лану, в свою очередь, посылал тетушке Амели веточки омелы, коробочки с сыром «Камамбер» и наборы приправ из Лангедока. И вот теперь ее не стало. — Где решили похоронить тетю Амели? — тихо спросила мама Антуана, мадам Жаклин Лану. — В Бандар-Сери-Бегаване. На христианском кладбище. — Он заглянул в письмо. — Согласно ее завещанию. — Даже после смерти она не захотела возвращаться на родину, — пробормотала Жаклин. Муж пожал плечами. — В Азии прошла большая часть ее жизни. Неудивительно, что она захотела быть погребенной там, где и жила. — Понимаю, — вздохнула Жаклин. — Просто, если бы ее похоронили здесь, то мы могли бы ходить на ее могилу и заботиться о ней. — Думаю, султан Брунея обеспечит за ее могилой должный уход, — нахмурился отец. — Он насколько я понимаю, относился к тете Амели с неподдельной теплотой. Так что ее могила там наверное, будет выглядеть лучше, чем на любом французском кладбище. У тети Амели не будет поводов для беспокойства. Тем не менее Филипп Лану заказал в местной церкви заупокойную службу по тете Амели, и каждый из членов семьи поставил по свечке перед ее фотографией. Если душа тети смотрела на них с небес и видела все это, то она, должно быть, была довольна… А еще через месяц в дом Лану на рю Клебер пришло еще одно письмо из Брунея. На конверте золотом были выдавлены буквы «Адвокат Его Величества Султана доктор Мухаммад Хассанал». Адресовано письмо было Антуану. — Читай, Антуан. — Филипп протянул конверт сыну. Прочитав его, Антуан посмотрел на отца, на мать, на младших сестер — Клэр и Элоди. — Доктор Мухаммад Хассанал пишет, что по завещанию тети Амели все ее состояние переходит ко мне, — произнес он. — Как к единственному сыну ее единственного племянника. — Он на мгновение перевел дух и продолжал: — Она распорядилась своим состоянием подобным образом согласно старым брунейским традициям — в аналогичных случаях в Брунее поступают именно так. — Ну что ж, — сказал отец, — тебя можно поздравить. И, если не секрет, сколько же тебе причитается? Антуан снова заглянул в бумагу. — Три миллиона брунейских долларов, — сказал он. — Доктор Хассанал пишет, что это примерно равно трем миллионам евро. Все захлопали в ладоши: — Поздравляем тебя, Антуан! Тетушка Амели была замечательным человеком. Жалко, что ее все-таки похоронили не здесь, а там, в далеком Брунее. — Но откуда же у нее такие деньги? — удивился отец. — Три миллиона… Это, скажем прямо, немало для няни. — Она же была няней в семье самого султана! — воскликнул Антуан. — Доктор Хассанал пишет, что султан лично дарил ей на каждый день рождения акции нефтяной компании Брунея. За истекшие годы их цена значительно выросла, и вот результат. — Результат весьма впечатляющий, — кивнула мадам Лану. — К тому же я абсолютно уверена, что ты сумеешь правильно и с пользой для себя распорядиться этими деньгами, ведь ты же один из лучших студентов экономического факультета! — О том, как я распоряжусь деньгами, я еще не знаю, — пожал плечами Антуан. — Однако я не хочу забрать все эти деньги себе. По-моему, это было бы несправедливо. В конце концов, здесь мы живем не по законам и традициям Брунея, а по французским. И я хотел бы, чтобы как минимум треть этой суммы, то есть один миллион, досталась бы вам. Тебе, отец, тебе, мама, и вам, мои любимые сестренки. Вы согласны? — Это очень благородно с твоей стороны, — проговорил отец. Его глаза едва заметно увлажнились. — Конечно, мы согласны! А Антуан схватил в объятия обеих сестер и они все вместе закружились по комнате. Антуан сумел легко распорядиться одним миллионом евро. Однако решить, что же делать с оставшейся суммой, причитающейся уже лично ему, оказалось значительно труднее. Он постоянно пребывал в мучительных раздумьях. То он хотел просто положить эти деньги под процент в банк и пойти самому работать, имея за плечами солидный капитал, который застраховал бы его от любых жизненных невзгод. То ему, наоборот, хотелось вложить эти средства в какое-то дело, которое он бы возглавил сам. Но, куда именно вложить деньги, он не знал. С одной стороны, в Бордо имелось столько соблазнительных проектов, в том числе и в сфере высоких технологий, а с другой — вложив в них деньги, можно было как выиграть, так и все проиграть. Антуан все время колебался, не зная, что же предпринять. И это заставляло его порой чувствовать себя почти несчастным. Проходя однажды по узкой кривой улочке Сен-Реми в старой части Бордо, Антуан увидел объявление: «Отель продается». Невольно заинтригованный, он подошел поближе и уперся в несколько обветшавший фасад старого здания. Похоже, оно было возведено на этом месте еще в XIX столетии. Над входом скромно темнела старая вывеска — отель «Шатле». И внезапно Антуан, никогда раньше не мечтавший о том, чтобы стать хозяином своего собственного отеля, подумал: а почему бы и нет? Он вошел и представился управляющему, объяснив, что хотел бы осмотреть отель на предмет его возможной покупки. Управляющий равнодушно взглянул на него — очевидно, Антуан не показался ему серьезным покупателем. Но по зданию Антуана все же провел. Они осмотрели все номера, спустились в подсобные помещения, оглядели небольшой гараж, который являлся, пожалуй, самой запущенной частью старого отеля. Обои были старые, краска везде пожухла, полы скрипели, многие двери плохо открывались, но Антуан видел, что стены у старого отеля очень крепкие, крыша хорошая и надо только разумно вложить в него средства — и отель быстро преобразится в замечательное, отвечающее самым высоким стандартам заведение. Уже на следующий день он встретился с владельцами отеля и предложил им заключить сделку. В самый последний момент они, как и опасался Антуан, захотели вдруг повысить цену. На целый миллион. Но Антуан просто сказал, что таких денег у него нет, и ушел. Через неделю владельцы позвонили ему и предложили выкупить отель по первоначальной цене. Более выгодных покупателей у них, судя по всему, так и не нашлось. Антуан согласился и, как только все формальности были улажены, превратился в полноправного хозяина «Шатле». Он полностью преобразил все десять номеров, сделав их исключительно комфортабельными для проживания, перекрасил фасад, восстановив первоначальный цвет. Для этого ему пришлось посидеть в городской библиотеке Бордо и перелопатить не один альбом со старыми городскими планами. Но результат превзошел все ожидания — здание буквально преобразилось. На первом этаже Антуан решил организовать маленький ресторанчик — всего на восемь столиков. Когда эта идея пришла ему в голову, он тут же вспомнил про ирландца, про которого почти забыл за эти годы. Он с трудом разыскал листок с номером его телефона. — Проклятый друид, ты был прав! — закричал Антуан в телефонную трубку. — Я стал богатым, купил отель и собираюсь открыть в нем ресторан. Правда, небольшой. — Жди меня, и я приеду через две недели! — радостно завопил ирландец. — Только позволь мне лично заняться оборудованием кухни. Это дело не только дорогостоящее. Тут есть масса тонкостей, в которые тебе нет надобности вникать. А для меня они будут иметь первостепенное значение. — Валяй. Тебе же на кухне работать. Я вмешиваться не стану. Главное, чтобы посетители были довольны. — Обещаю, лягушатник: посетители будут просто в восторге. В ресторан станут записываться за несколько дней вперед, — довольно хмыкнул тот и совсем другим тоном добавил: — Спасибо тебе, Антуан. А лягушатником я назвал тебя в последний раз. Уж такой у меня скверный характер. Прости! — Ладно-ладно. Хороший повар — это артист и, как правило, не самый приятный человек на свете. Я же понимаю. А знаешь ли, друид, куда я сейчас направляюсь? — спросил Антуан. — Куда, куда… Думаю, в Перигор, куда же еще? — не удивился Патрик. — Ресторан у тебя есть, шеф-повар — тоже. Осталось договориться насчет трюфелей и — полный вперед! — Опять угадал, рыжая ты бестия, — засмеялся Антуан. — Тогда — до встречи. Жду тебя в Бордо через две недели. Антуан сел в новенький автомобиль «порше» — теперь он мог позволить себе такую дорогую вещь — и помчался в сторону городка Тенон. Он остановился в том кафе, которое, как он выяснил, предпочитают местные жители, и заказал обильный ужин. К кофе он попросил дорогой коньяк и затем угостил хозяина заведения этим замечательным напитком. Посетителей в тот вечер было мало. Хозяин — стройный мужчина лет пятидесяти с пышными усами — после рюмочки коньяка стал более словоохотливым. На вопрос Антуана, почему посетителей в таком уютном кафе немного, он закатил глаза к потолку, а потом, наклонившись к собеседнику, интимно прошептал: — Так ведь октябрь на дворе, месье. — Ну и что? — недоуменно спросил Антуан, который решил изображать из себя немного туповатого, но щедрого посетителя. — Так ведь сезон сбора трюфелей начался, месье. А у нас в городке живут самые лучшие сборщики, — похвастался хозяин и представился: — Меня зовут Анри. — Извините, Анри, но я в этом деле ничего не смыслю, — соврал Антуан. — Видите ли, я спортсмен-экстремал. Организую гонки на собаках в Гренландии, — продолжал он виртуозно врать. — Ах вот, значит, откуда у вас такая шикарная машина! — расплылся в улыбке Анри. — Наверное, прибыльное это дело — собачьи гонки! Антуан кивнул. — Да уж, бизнес неплохой. Если бы вы только знали, сколько во Франции желающих прокатиться по ледяным пустыням залива Диско, промчаться по заснеженным равнинам в районе Туле. Однако расскажите мне немного о трюфелях. — И он попросил официанта налить себе и хозяину еще коньяку. Улыбка Анри стала шире. Щедрый посетитель. Да и нашему бизнесу не конкурент. Можно поделиться с ним кое-какими историями, подумал он. — Трюфели только с виду сморщенные и невзрачные. А по ажиотажу вокруг них что может с трюфелями сравниться? Разве что бриллианты. Трюфели, как и бриллианты, бывают самых разных оттенков: желтые, розовые, черные, оранжевые, синие, зеленые и даже пурпурные. А искусственно вырастить их невозможно. И найти трудно. На охоту выходят со специально обученными собаками. — Не может быть! — засмеялся Антуан. — Кто же находит трюфели? Гончие, ньюфаундленды или, может, сенбернары? — Обычные пудели и дворняжки. Желательно суки, — серьезно ответил Анри. — На обучение такой собачки уходит до пяти лет. Неудивительно, что хорошая трюфельная собака стоит около десяти тысяч евро. Антуан недоверчиво покачал головой. — Да-да, десять тысяч евро, — повторил хозяин. — Я не преувеличиваю. Посудите сами, месье: сначала щенка поят молоком с трюфельным отваром, затем дают трюфельный хлеб. Когда щенки подрастают, их тренируют в помещениях, где лежат специально натертые грибами деревяшки. И только потом процесс обучения переходит во двор, в сад и, наконец, в лес. Собаки легко привыкают к такой охоте. Найдя гриб, они начинают лаять. — А, вспоминаю, кто-то говорил мне что-то про тренированных свиней. — Да, так было в старые времена. Но свинья — она и есть свинья. Она же что? Норовит съесть трюфель! А собака? Та есть не будет. Но дело в том, что поиски трюфеля требуют предельной концентрации внимания. И хорошая собака может работать только полчаса. А потом буквально падает от усталости. — И грибники тоже падают от усталости? Вот почему их здесь нет, — сделал вывод Антуан. — Не совсем так, месье. Они как раз сейчас выходят на охоту. Берут в руки фонарик — и в лес. Антуан выглянул в окно. — Но ведь уже темно! — изобразил удивление он. — Почему они выходят ночью, а не днем? Хозяин развел руками. — Грибники предпочитают именно ночную охоту. Во-первых, ночной воздух более прозрачный и собака лучше чует трюфель. А во-вторых… — Он замялся. — Видите ли, у всех грибников есть свои тайные места, которые они предпочитают никому не открывать. Вот они и пользуются темнотой, чтобы их никто не заметил. И собак предпочитают тоже темного окраса. — Чтобы быть неприметными и слиться с темнотой? — догадался Антуан. — Вот-вот, месье! Наконец-то вы начинаете понимать некоторые особенности охоты на трюфелей, — снисходительно улыбнулся хозяин. — Я уверен, что многие ваши жители замечательные грибники. А есть ли среди них кто-то особенный? — поинтересовался Антуан. — Да, такой человек есть. Мы зовем его дядюшка Бено. У него на трюфели особое чутье. Вот уж он-то наверняка сейчас в лесу. Даже когда другие тартюффайо возвращаются из лесу ни с чем, он всегда притаскивает целую корзиночку. — Жаль, что я его никогда не увижу. Мне уже пора, да и ехать мне совсем в другую сторону, — притворно вздохнул Антуан. — Ну что ж, подкрепился я у вас замечательно. Теперь надо спешить. До Гренландии ох как далеко! — А мы в Перигоре вообще не знаем, где она, эта Гренландия, — засмеялся Анри. — Далеко, очень далеко. В прямом смысле на краю света. Страна, покрытая льдами и снегом так, что от их тяжести середина острова прогибается. — Чудеса, да и только. Но я бы никогда туда не поехал. Не променяю свой Перигор ни на какое чудо света! — Вот и правильно. Каждому свое. Удачи. — И Антуан, крепко пожав Анри руку, покинул его гостеприимное заведение. Сев за руль, он отправился, конечно, не в Гренландию, а в сторону местного магазинчика. В нем торговали всякой всячиной, и Антуан купил совершенно ненужный ему кисет для табака и причудливой формы штопор для открывания бутылок. А между делом поинтересовался, где же живет дядюшка Бено. Оказалось, что живет тот совсем недалеко — у дубовой рощи. Свернув направо и проехав по шоссе до указателя на Шамбези, Антуан увидел впереди смутные контуры дубовой рощи. Поставив машину в укромное местечко, он выключил освещение и стал пристально вглядываться в темноту. Никого! Но Антуан недаром считался терпеливым человеком. Вскоре его терпение было вознаграждено. На поляну, сильно хромая и опираясь на свежесрезанную ветку, буквально выполз какой-то человек. Следом, виновато повизгивая, бежал пудель. — Ну не переживай так, Лулу, — сказал мужчина. — Я сам виноват. Не заметил в темноте яму, вот и упал. Но ничего, сейчас сяду на велосипед и мы поедем домой. — Он вытащил из куста спрятанный там велосипед и, громко охая, взобрался на него. Но уехать не смог — правая нога не слушалась его. Антуан выскочил из машины. — Извините, месье, я вас сразу не заметил. Думаю, вам необходима помощь врача. Мужчина направил на Антуана свет фонарика и подозрительно уставился на него своими блекло-голубыми глазами. — А вы кто такой? — Собственно говоря, никто. Просто проезжал мимо. Плотно поужинал в кафе у Анри, а в машине меня разморило. Вот я остановился ненадолго и, судя по всему, заснул. — Не нужна мне ваша помощь. Я сам как-нибудь, — заартачился хромой. — Как-нибудь у вас не получится, — покачал головой Антуан. — Скажите, где тут у вас ближайший госпиталь, и я отвезу вас туда. Наконец мужчина согласился. С помощью Антуана он уселся в машину и, свистнув собаке, велел ей сесть сзади. Подъехав к госпиталю, Антуан забежал внутрь и вскоре вместе с врачом внес незнакомца на носилках в приемный покой. — Ваша фамилия? — строго спросил врач. — Бенедикт Барро, месье. — Сейчас сделаем рентген. — Врач исчез, но через пару минут появился вновь с медсестрой. Незнакомца отвезли на рентген. У него оказался перелом голени. Врач ловко наложил гипс и, закончив работу, внимательно посмотрел на Антуана. — Перелом сложный. Ваш отец нуждается в абсолютном покое. Но вы должны привезти его к нам через две недели. Мы сделаем повторный рентген и посмотрим, как срастается кость. Барро с интересом посмотрел на Антуана, а затем перевел глаза на доктора. — Это не мой сын, месье. Молодой человек случайно оказался на дороге и вызвался помочь мне. Но от такого сына я бы не отказался. Домик, куда Антуан отвез Барро после госпиталя, показался ему небольшим, но уютным и очень чистым. Антуан помог ему устроиться на кровати, сварил кофе, подвинул к изголовью стул, поставил на него телефон, а рядом — костыли. А потом поинтересовался у хозяина, чем можно накормить собаку. Хозяин ответил не сразу. — Ты делаешь замечательный кофе, — заметил он. — А как зовут тебя, парень? — Антуан. — Спасибо тебе, Антуан. А зовут меня просто — дядюшка Бено. — И Барро впервые за весь вечер улыбнулся. Улыбка у него была очень симпатичная — широкая, бесхитростная. Антуану стало стыдно, что он не очень-то честен во всей этой истории. Но, с другой стороны, дядюшка Бено ведь сломал ногу, а я бескорыстно оказал ему помощь, не ведая, что это именно тот человек, которого я ищу, подумал Антуан. И все же я никогда не признаюсь дядюшке Бено, что подстроил эту встречу, потому что мне как воздух необходим лучший тартюффайо. Да, так будет правильно. — Дядюшка Бено, к сожалению, я должен ехать. Но вам необходима сиделка — хотя бы на первое время. К кому можно было бы обратиться? Дядюшка Бено думал недолго и вскоре назвал имя и даже номер телефона. Набрав его, Антуан протянул трубку хозяину. — Прости, Эдит, что звоню в столь ранний час. Это дядюшка Бено говорит. Я сломал в лесу ногу. Да, теперь сезон для меня окончен. Где я? Да вот лежу у себя дома. Нога — в гипсе. Нет-нет, мне помогли. Сразу из леса отвезли в госпиталь, а оттуда домой. Что? И ты готова помочь? Спасибо. Я надеялся, что услышу от тебя именно это. Приезжай денька на три. Поможешь мне наладить быт и привыкнуть к костылям. Сейчас за тобой заедет Антуан — очень симпатичный молодой человек и мой спаситель — и привезет тебя в Тенон. До встречи, Эдит! — Дядюшка Бено откинулся на подушку. — Эта добрая душа внучка моей бывшей соседки. Она переехала в другой город, но, видишь, сразу откликнулась на мою просьбу. Свет не без добрых людей. Но что я буду делать, когда Эдит уедет? — Тогда приеду я, — не задумываясь ответил Антуан. — Буду ухаживать за вами. И прогуливать в лесу Лулу. — Спасибо, что ты заботишься не только обо мне, но и о моей главной кормилице, — с чувством произнес дядюшка Бено, и на глазах его заблестели слезы. Проверив, все ли у дядюшки Бено под рукой, Антуан отправился за Эдит. Это была крепкая коренастая девушка с чуть обветренным лицом и грубыми руками, но удивительно добрыми глазами. Эдит сразу прониклась к Антуану симпатией, о чем сообщила дядюшке Бено, как только вошла в его дом. — А где вы работаете, месье? — вежливо поинтересовалась она. — Зови меня просто Антуан. — Хорошо, Антуан. — Я живу в Бордо. Только что закончил университет. По профессии экономист. Наша семья весьма скромного достатка. Но на меня неожиданно свалилось теткино наследство. Поэтому я весь в раздумьях — не знаю, что предпринять, чем заняться. Дядюшка Бено и Эдит переглянулись. — Так ты из Бордо? Здорово! — воскликнул старик. — Прекрасный город, красивый, процветающий. Я там бывал несколько раз. — Он помолчал, о чём-то думая. А потом спросил: — А ты, значит, так и не решил, что тебе делать с деньгами, доставшимися от тетки? — Нет, — покачал головой Антуан. — Когда на тебя сваливается куча денег, есть два пути. Можно попросту отнести деньги в банк и жить на проценты. А можно вложить эти средства в какое-нибудь по-настоящему выгодное дело. — Сначала я хотел просто отнести деньги в банк, — признался Антуан. — А потом стал склоняться в сторону того, чтобы организовать собственное прибыльное дело. Я же все-таки дипломированный экономист и знаю, как рассчитывать и извлекать прибыль. — А почему бы тебе не открыть ресторан? — спросил вдруг старик. — Ресторан? — Антуан улыбнулся. — Об этом я, откровенно говоря, даже не думал. — А могу я задать тебе нескромный вопрос? — подался вперед дядюшка Бено. — Деньги, полученные по наследству, позволят тебе открыть ресторан? — Он пристально посмотрел на Антуана. Тот покраснел: — Их даже хватит на покупку небольшого отеля. — Антуан сделал вид, что задумался. — А на первом этаже можно сделать и ресторанчик. Почему бы нет? Если вы охотник за трюфелями… — Дядюшка Бено скромничает. Он самый лучший тартюффайо в Перигоре, — гордо заметила Эдит. Антуан перевел взгляд на старика, и тот с достоинством кивнул. — Ну если вы оба так настаиваете… — протянул Антуан, делая вид, что сдается под давлением Эдит и дядюшки Бено, — то я согласен. Покупаю отель, делаю в нем ресторанчик, и дядюшка Бено становится моим личным поставщиком лучших перигорских трюфелей! — Поверь мне, Антуан, ты не прогадаешь. Я буду снабжать тебя самым лучшими во Франции трюфелями! — веско заключил старик. — Надеюсь. — Антуан ловким движением, будто раньше работал фокусником, вытащил из сумки бутылку шампанского, купленную по дороге, и попросил фужеры. Наполнив их, он протянул один из них дядюшке Бено, другой — девушке и с чувством произнес: — За ресторан! — За наш ресторан, — эхом отозвался дядюшка Бено. Так началась эта дружба, которая с годами только крепла. А отель и ресторан со временем стали в Бордо местной достопримечательностью. Бешеный ирландец О'Коннор оснастил кухню новейшим оборудованием, за которое Антуан выложил кругленькую сумму. Но он об этом никогда не жалел, потому что и отель, и особенно ресторан стали скоро приносить доход. Меню в ресторане было скромным: несколько простых закусок, несколько проверенных горячих блюд и пара-тройка десертов. Но все наивысшего качества, из свежайших продуктов. Но был у О'Коннора абсолютный хит — блюдо, из-за которого любой попробовавший его обязательно приходил в ресторан еще раз. Это было картофельное пюре с трюфелями. В результате в ресторан записывались за несколько недель вперед, а Патрику О'Коннору была присвоена звезда «Мишлен». Этот знак отличия повара зарабатывают десятилетиями, а О'Коннор и его команда добились награды через два года! Во многом благодаря дядюшке Бено и его трюфелям. Став богатым и знаменитым, Антуан Лану не изменился в худшую сторону. Во всяком случае, его считали трудоголиком и честным человеком. Хотя теперь он мог позволить себе не только роскошный автомобиль, но и дорогие виды спорта. Он катался на знаменитых горнолыжных курортах Франции и Швейцарии, ездил на рыбалку в Мозамбик и на сафари в Южную Африку. И даже осуществил свою давнюю мечту — пересек Гренландию на собачьей упряжке. 2 Сама подготовка к этой экспедиции заняла ровно три месяца. Надо было выбрать надежную упряжку, подобрать хороших собак, которые выдержали бы все тяготы маршрута. Антуана сразу предупредили — от собак зависит его жизнь, так что никакая ошибка или небрежность здесь недопустимы. Наконец все было готово. И ранним майским утром Антуан вылетел из Бордо в столицу Исландии Рейкьявик. Там он сел на судно, отправлявшееся к восточному побережью Гренландии. И когда впереди показалась покрытая сплошными торосами льда полоска берега, то над судном послышался рокот лопастей вертолета. Антуана зацепили стальным тросом, быстро подтянули вверх, и вертолет взял курс к берегу. Через несколько минут вертолет мягко опустился на расчищенной от ледяных глыб площадке. Там уже стояли нарты, в которые были запряжены собаки. Они радостно залаяли, приветствуя Антуана. В нартах лежала свернутая палатка, запасы еды и питья для него и для собак. Можно было трогаться в путь. Вертолет поднялся в воздух. Антуан помахал ему рукой, и вскоре рокот мотора исчез где-то вдали. Он остался один. Взяв карту, Антуан пробежал глазами тщательно разработанный маршрут. Он начинался от горы Гуннбьёрн — наивысшей точки Гренландии, которая огромной снежной глыбой маячила в нескольких километрах от него. В конце же пути, преодолев несколько сот километров ледовой пустыни, он должен был высадиться в районе залива Мелвилл на противоположном побережье острова. Антуан сел в нарты и свистнул собакам. Они резво тронулись, легко таща упряжку за собой. Он лишь слегка направлял их движение специальной длинной палкой — остолом. Нарты быстро мчались по замерзшему льду. Снег под полозьями тянул одну бесконечную тоскливую ноту. Шерсть на собаках быстро покрылась толстым слоем инея — как будто они вывалялись в муке. Нарты перевалили через невысокий склон, и перед Антуаном открылась бескрайняя снежная равнина. Исполинские торосы и ледяные горы образовывали причудливый лабиринт, между которыми блестели узкие языки девственно — чистого снега. Вокруг не было ни души. У него было ощущение, что он один на этой гигантской ледяной планете. От этого захватывало дух и одновременно становилось немного не по себе. Две недели спустя нарты Антуана, тяжело скрипнув полозьями, остановились на берегу залива Мелвилл в Западной Гренландии. Это был один непрерывный высокий ледяной обрыв, склоны которого круто падали вниз, прямо в усеянное айсбергами море. С грохотом сталкиваясь друг с другом, айсберги со зловещей медлительностью дрейфовали в сторону океана. Антуан опустился на колени и погладил собак. Они сослужили ему верную службу, а два раза фактически спасли его от гибели. Позади остались сотни километров, заполненные борьбой с заносами, бездонными ледовыми пропастями, хлещущим по лицу свирепым арктическим ветром и фантастической романтикой, ощущением бескрайнего простора, который можно встретить только здесь и которого нет нигде больше в мире. Антуан почувствовал, как из глаз его невольно потекли слезы. Он знал, что это незабываемое путешествие останется с ним навсегда до самого конца жизни. Но сейчас его самым жгучим желанием было принять душ и наконец-то отоспаться не в мешке, лежащем прямо на снегу, а в обычной мягкой постели. Мечта Антуана о душе и о постели осуществилась уже через час, когда его доставили в столицу Гренландии город Готхоб и разместили в самом лучшем отеле «Угслортунек». «Уялортунек» в переводе с эскимосского означает «самый длинный день в году» — так называется день летнего солнцестояния 21 июня, считающийся в Гренландии национальным праздником. На следующий день вновь приобщившегося ко всем прелестям цивилизации Антуана повезли на экскурсию по городу. Ему показали Национальный музей и хранящиеся там знаменитые эскимосские мумии, древнюю церковь Святой Марии, специально сохраненную живописную рыбацкую деревню XVII столетия, расположенную в самом центре гренландской столицы. Конечным пунктом этого путешествия стало посещение рыбоперерабатывающего завода, оснащенного по последнему слову техники. Завод был расположен на самом берегу фьорда и казался продолжением подступавших к нему гор, верхушки которых, словно сахарной пудрой, были присыпаны сверкавшим на солнце снегом. В огромном зале на конвейере работали женщины. Они были в ярко-оранжевых и желтых комбинезонах, в специальной обуви, которая не скользила, и в особых очках, защищавших глаза от рыбьей чешуи. Одна из работниц особенно ловко орудовала острым ножом — он так и порхал в воздухе. Она разделала большую тушку трески буквально за несколько секунд. Антуан остановился, невольно залюбовавшись ее виртуозной работой. — Это наша лучшая работница, — гордо произнес директор завода. — За один час она разделывает больше тонны рыбы. К нам специально приезжали несколько делегаций из Японии, чтобы заснять на кинопленку, как она работает. Потом японцы сделали фильм, по которому теперь учатся сотрудники их собственных предприятий. — Директор улыбнулся: — К тому же она редкая красавица. Могу познакомить вас, когда начнется обеденный перерыв. — Да, это было бы интересно, — вежливо кивнул Антуан. Видел я здесь, в Гренландии, таких красавиц! Страшнее не придумаешь. Даже самая последняя француженка кажется по сравнению с ними королевой. Они продолжили осмотр завода. Антуану показали мини-ферму, где разводились ценные породы рыбы — вода здесь подогревалась при помощи специальных труб. В одном из резервуаров важно ползали крабы — их мясо, нежное и сочное, является одной из главных экспортных статей Гренландии. Пожалуй, эти крабы понравились бы и посетителям моего ресторанчика, подумал Антуан. Все-таки довольно экзотично — крабы из Гренландии! К тому же они экологически чистые — на всем этом огромном острове просто нет никаких грязных или вредных производств. Повернувшись к директору, он договорился с ним о поставке целой партии крабов. Берндт Нильсен — так звали директора — обещал, что их доставят по воздуху прямо в Бордо. — Ну вот, — улыбнулся Нильсен, взглянув часы, — время обеденного перерыва. — И он повел Антуана обратно к рыборазделочному цеху. Антуан уже жалел, что так легкомысленно согласился познакомиться с женщиной, которая лучше всех разделывала рыбу. Он, в конце концов, не японский рыбопромышленник, чтобы приходить от такого умения в восторг. Дверь раздевалки распахнулась, и девушка вышла к ожидавшим ее месье Лану и директору. Антуан взглянул на нее и онемел. Нильсен засмеялся: — Обычная реакция у мужчин с континента. Девушка была высокой и статной, с длинными пепельного цвета волосами и серо-голубыми глазами, в глубинах которых можно было утонуть. У нее была роскошная молочно-белая гладкая кожа с каким-то необыкновенным перламутровым отливом. — Вы восхитительны, прекрасная незнакомка, — пробормотал Антуан. Он стоял словно громом пораженный. Знаменитый холостяк Антуан Лану влюбился с первого взгляда. Безумно, безоглядно. Ну кто бы мог подумать, что из всех мест на земле он именно в Гренландии, на самом краю земли, в богом забытом Готхобе, встретит девушку неземной красоты. — Меня зовут Ингрид, — представилась девушка, и улыбнулась. Улыбка ее тоже показалась Антуану неземной. И он уже ни о чем не мог думать, кроме как о том, что красавица Ингрид должна стать его женщиной. Об этом он и заявил ей вечером в единственном ресторане Готхоба, куда пригласил ее на ужин. — Вам не надо будет больше разделывать рыбу на конвейере, хотя вы делаете это действительно виртуозно. Но ведь вы бесценный алмаз, который только нуждается в огранке, чтобы засверкать! — Он смотрел на нее и чувствовал, как погружается в водоворот безумного жаркого восторга. — Я увезу вас во Францию. Там вы поступите в университет Бордо, выучите французский и любые другие языки, какие пожелаете, получите образование. — Он не отрываясь смотрел в ее фантастические глаза. — Хотите стать юристом? Или, может, искусствоведом? Перед вами будут открыты все пути. В любом случае вы станете образованной и блестящей женщиной. Бордо будет гордиться вами. И я, конечно, потому что я… Я мечтаю сделать вас своей женой. — Анту-ан на мгновение замер и, словно бросаясь в пропасть, выдохнул: — Вы согласны, Ингрид? Девушка потупила свои прекрасные серо-голубые глаза. Время будто остановилось для Антуана. Слова, которые он только что произнес, звучали у него в голове. Что скажет Ингрид? — Все это очень неожиданно, — произнесла та. — Я так люблю Гренландию! Люблю ее просторы, ее бескрайние льды, даже ее холод. Я никогда не думала, что мне когда-нибудь надо будет уехать отсюда. — Она опустила голову. — Нет, мне кажется, это невозможно. С замирающим сердцем Антуан слушал слова Ингрид. Не сводя с нее глаз, он прошептал: — Ингрид, я просто чувствую, что не смогу жить без вас. Она надолго замолчала. В наступившей тишине было слышно только ее дыхание. — Хорошо, я согласна, — наконец негромко произнесла она. Не помня себя от радости, Антуан выскочил из-за столика и подхватил Ингрид на руки, крепко прижимая ее к себе. Ее тело — такое великолепное и столь близкое и желанное — было у него в объятиях. И он ни за что на свете не собирался отпускать ее. Если бы кто-нибудь в эту минуту попытался отговорить его от женитьбы на Ингрид или сказал бы о ней плохое слово, он бы убил его. Сначала Антуан хотел сыграть свадьбу прямо на месте, в Готхобе. Но потом выяснилось, что у него нет с собой всех документов, необходимых для регистрации брака. На то, чтобы переправить их в Гренландию и должным образом зарегистрировать в соответствии с местными законами, должно было уйти не меньше месяца. И тогда Антуан предложил ей лететь в Бордо и пожениться там. Ингрид не возражала. И рейсом через Копенгаген они уже на следующий день вылетели в Бордо. Во Франции собрать все нужные документы оказалось значительно легче и быстрее. Не прошло и недели, как все было готово для регистрации брака. И ранним воскресным утром церковь Святого Петра на берегу Гаронны заполнилась множеством людей — родственниками Антуана, его приятелями и сокурсниками, а также родственниками Ингрид. Специально для этой Церемонии из Готхоба в Бордо прибыли ее родители — отец Серен, потомственный рыбак, и мать Лив. Лив была по национальности норвежкой и работала на той же рыбной фабрике, что и Ингрид. Она разводила там крабов, на которые Антуан обратил внимание во время памятной для него экскурсии. Антуан с улыбкой подошел к ним: — Я взял у вас вашу дочь, но мне хотелось бы взамен подарить вам Францию! Вы можете приезжать сюда когда захотите! Я буду всегда счастлив видеть вас в Бордо. — Спасибо, Антуан! — Серен Мадсен от души пожал ему руку. — Ты уже сделал нам отличный подарок, пригласив в Бордо. — И взяв Ингрид замуж, — подхватила Лив. Антуан смутился. — Скорее, это Ингрид сделала мне самый драгоценный подарок, согласившись выйти за меня замуж. — Он повернулся к невесте. Вид у Ингрид был почему-то мрачный. Ее мать отчего-то тоже казалась смущенной. — Думаю, не стоит рассуждать о том, кто кому сделал подарок, — бросила Ингрид. Ее тон был неожиданно резким и острым — как нож, которым она совсем недавно разрезала на куски рыбу. — Главное, что теперь все мы одна семья. Пусть и разделенная большими расстояниями. Правда, мама? — Она выразительно посмотрела на мать. Лив поспешно кивнула. — Да-да, доченька. Я просто хотела сказать, что мы очень рады, что… — она вновь запнулась под взглядом Ингрид, — ты так счастливо вышла замуж. — Ты начинаешь повторяться, мама, — ледяным тоном произнесла Ингрид. Она взяла Антуана за руку. — Пошли, Антуан, все уже готово. Входя в церковь, Антуан бросил взгляд назад. Отец и мать Ингрид остались у входа. Вид у них был немного смущенный — словно им так до конца и не верилось, что их дочь действительно выходит замуж за Антуана и что они находятся здесь как полноправные участники этой свадебной церемонии. Конечно, они смотрят на наш брак как на чудо, пронеслось у Антуана в голове. Кто бы мог подумать, что в их богом забытом Готхобе появится француз и увезет их единственную дочь. Но настоящее чудо — это то, что я встретил там Ингрид и что она не досталась никому, кроме меня! Такую женщину можно встретить лишь раз в жизни — или скорее вообще не встретить никогда. Ему неслыханно повезло, когда тетя Амели отписала ему все свое имущество, заработанное за годы службы при дворе брунейского султана. Но сейчас ему повезло гораздо больше! 3 На несколько лет Ингрид стала смыслом его жизни. По настоянию Антуана она закончила факультет искусствоведения Бордоского университета и превратилась в действительно образованную женщину. Антуан специально переговорил с профессором Паскалем де Клерман-Жессаном, жившим в Бордо автором известной книги «Сокровища европейской культуры», упросив его позаниматься с Ингрид. И профессор де Клерман-Жессан вместе с Ингрид в течение почти целого года ездил по Европе, посещая страну за страной, не пропуская ни одного музея, ни одного известного дворца или храма. Ингрид побывала на площади Святого Петра в Риме и осмотрела музеи Ватикана, посетила Мюнхен и два дня отдала его пинакотеке, любуясь шедеврами Босха и Кранаха, исследовала собрание Музея изящных искусств в Вене и коллекцию мадридского «Прадо» и завершила изучение творений Гойи в Бордо, где великий испанец умер и где находился его дом-музей. Она побывала на развалинах афинского Акрополя и Парфенона, во флорентийской галерее Уффици и в лондонской галерее Тейт. Из этого изумительного путешествия Ингрид вернулась хорошо знающей все основные культурные достопримечательности Старого Света и увидевшей своими глазами наиболее замечательные образцы творчества всех гениев живописи и скульптуры, создававших неповторимую сокровищницу европейского искусства на протяжении столетий. Она выучила французский, английский и испанский языки. Одевалась в самых дорогих бутиках. За ее волосами и ногтями ухаживали лучшие парикмахеры и маникюрши. Ингрид удовлетворяла не только гордость Антуана как мужчины, но и способствовала дальнейшей славе отеля и ресторана «Шатле». Многие мужчины приезжали в Бордо только для того, чтобы взглянуть на Ингрид Лану и откушать здесь знаменитое картофельное пюре с трюфелями. Даже бешеный ирландец О'Коннор, который, казалось, ничего не хотел знать, кроме своей кухни, признавал власть красоты Ингрид над людьми. Он стал готовить ей особые блюда, куда добавлял, правда тайно и в микроскопических дозах, какие-то коренья, которые достались ему от бабушки-друидки. Казалось, что после этих блюд красота Ингрид становилась еще более изысканной, а глаза начинали мерцать каким-то колдовским светом. Антуан гордился своей женой. Он был благодарен ей за помощь в укреплении его личного престижа и репутации гостиницы и ресторана. Они были блестящей парой — молодые, красивые, высокие, спортивные. И ни одно светское мероприятие в городе — будь то премьера в театре или открытие выставки знаменитого художника — не обходилось без их присутствия. Газетчики обожали Ингрид Лану, без конца печатали ее фотографии, называя ее Снежной королевой. И все бордосцы знали, о ком идет речь. Так продолжалось несколько лет. Антуан был счастлив — если не считать, что у них не было детей. С некоторых пор Антуан стал втайне мечтать о сыне, о наследнике. Однажды, лежа с Ингрид в их роскошной двуспальной кровати, которая, если верить владельцу антикварного салона, когда-то стояла в личных покоях самой мадам Дюбарри, Антуан притянул Ингрид к себе и, крепко обняв ее, прошептал: — Ингрид, я хочу, чтобы у нас были дети. Она рассмеялась серебристым смехом. — А я-то думала, что тебе никто не нужен, кроме меня! — Конечно, ты нужна мне больше всего на свете. Но ведь в каждом нашем ребенке обязательно будет заключена и частичка тебя, и я буду любить наших детей и тебя даже еще больше! — Антуан с надеждой смотрел ей в глаза: — Ну как, ты согласна? Ингрид сладко потянулась, волнующе выгибая свое роскошное тело. — Антуан, мне кажется, что сейчас, когда мы живем друг для друга, мы по-настоящему счастливы. И я не уверена, нужно ли что-то менять. Антуан помрачнел. — Ингрид, но ведь дети — это вершина всякого супружества. Это то, что и составляет высшее счастье любой семьи. Мне бы так хотелось, чтобы ты родила голубоглазую девочку, похожую на тебя, и мальчика, похожего на меня. — Он теснее прижал ее к себе. — Я хочу иметь детей, которым я смог бы когда-нибудь передать наш отель и ресторан, наше дело, нашу коллекцию предметов искусства. Это же так естественно. — Я и не предполагала, что ты настолько чадолюбив, Антуан, — чуть-чуть ехидно улыбнулась Ингрид. — Когда ты уговаривал меня выйти за тебя замуж в далеком Готхобе, ты ни словом не намекнул на это. — Я не понимаю, Ингрид… — Антуан почувствовал, что начинает закипать. — Неужели в желании иметь детей есть что-то постыдное, что-то нехорошее? Неужели человек, который хочет иметь детей, должен в чем-то оправдываться? — Я просто хотела сказать, что твое желание завести детей прозвучало несколько неожиданно для меня, — отрезала Ингрид. — Но теперь, когда ты знаешь, как я их хочу… — Он выжидательно посмотрел на жену. — Антуан, такие решения не принимаются скоропалительно! Дети — это очень большая ответственность, очень серьезный шаг. — Ты думаешь, я не готов к этой ответственности? Или, может, ты не веришь, что мы сможем достойно обеспечить наших детей? Но, Ингрид, мы же ведь миллионеры! Наш бизнес процветает, у нас есть буквально все, чтобы родить и прекрасно воспитать не одного, а нескольких детей! — Антуан, я лично не готова к этому… Пока не готова. Я еще слишком молода, я еще не удовлетворила свою любознательность, свою страсть к путешествиям, не побывала везде, где мне хотелось бы побывать. Я не представляю, как я смогу жить той жизнью, какой я жила до сих пор, если мы заведем детей. И как я смогу доставлять удовольствие тебе. — Она выразительно посмотрела на него. — Ты доставила бы мне наивысшее удовольствие, если бы родила ребенка, — сделав над собой усилие, произнес он. — Еще рано, — томно протянула Ингрид. — Еще слишком рано. Ты же сам понимаешь, что это так. — Ингрид стала ластиться к нему, призывно изгибаясь и мурлыкая. — Давай пока подождем. Давай не будем спешить. — Она начала осыпать его поцелуями, которые становились все более горячими и откровенными, и, как ни сдерживал себя Антуан, он вскоре позабыл обо всем. Но о своем желании иметь детей он не позабыл, тем более что вскоре его младшая сестра Элоди родила сразу двойню. И, когда наступило Рождество и они, отпустив с богатыми подарками всех своих гостей и сотрудников ресторана, остались в доме одни, Антуан вновь спросил Ингрид — когда же она сможет исполнить его заветную мечту. — Я понимаю, милый, что у тебя перед глазами стоит пример твоей сестры, которая и впрямь произвела на свет двух замечательных малышей. Но я все-таки не твоя сестра, — сердито ответила Ингрид. — Ты уже спрашивал меня об этом, и я тебе ответила: я не готова. Пока не готова. — Видя, как Антуан сразу помрачнел, она изобразила самую очаровательную улыбку и, незаметно сменив тактику, мягко обратилась к нему: — Ну почему ты так спешишь, Антуан? Я понимаю, что ты был нетерпелив там, в Гренландии, когда тебе хотелось завоевать меня и увезти к себе во Францию. Но сейчас ведь я вся твоя. И я никуда от тебя не уеду. Я буду с тобой всегда и всегда буду приносить тебе удовольствие и радовать тебя. А дети… никуда от нас не уйдут. Мы же оба еще так молоды… у нас все впереди. Кстати, — она кокетливо посмотрела на него, — ты помнишь, что я обещала тебе самую жаркую рождественскую ночь из всех, которые у тебя когда-либо были? Думаю, время исполнить это обещание пришло… И Антуан вновь оказался не в состоянии противиться неистовой и опаляющей силе ее страсти, заставившей его забыть буквально обо всем на свете. — Месье, к вам посетитель! — В дверь кабинета просунулась голова секретаря Жерома с как всегда аккуратным проборчиком посередине. Антуан, оторвавшись от кипы деловых бумаг, разложенных на его широком письменном столе, недовольно поднял голову. — И кто же именно, Жером? — Дядюшка Бено, — доложил секретарь, и на его худом лице неожиданно появилась улыбка. — Ну, это совсем другое дело. — Антуан легко вскочил с кресла и поспешил к двери. В кабинет вошел плотный мужчина лет шестидесяти, среднего роста, с обветренным загорелым лицом, свидетельствовавшим о том, что его хозяин большую часть времени проводит на свежем воздухе. Взгляд его голубых глаз был одновременно очень внимательным и доброжелательным. В правой руке дядюшка Бено держал корзиночку, накрытую белоснежной салфеткой. Он осторожно поставил ее на стол и только после этого поприветствовал Антуана. — Здравствуй, Антуан! — Здравствуй, дядюшка Бено! — Они обнялись. — А у меня для тебя подарок, — невинно произнес дядюшка Бено, делая вид, что не замечает, как Антуан с явным нетерпением поглядывает в сторону корзиночки. — Я просто умираю от любопытства! — Тогда смотри! — Дядюшка Бено сдернул салфетку и стал очень осторожно вынимать содержимое корзиночки и класть на стол. Каждый вынимаемый им предмет был завернут в белый носовой платок, который он тут же разворачивал. Это были черные, округлые комочки размером с хорошую картофелину. Кабинет сразу наполнился неповторимым ароматом. В нем смешалоск1все: и запах опавшей листвы, и влажных деревьев, и земли, и мускусные ароматы перегноя. — Трюфели, — благоговейно выдохнули разом дядюшка Бено и Антуан. — Да, они самые. Первые в этом сезоне! — с гордостью произнес дядюшка Бено. — Нынешнее лето было теплым и влажным — то, что надо для трюфелей. Думаю, урожай можно будет собирать… — дядюшка Бено задумался, — да, с сегодняшнего дня, то есть с пятого октября, ну… скажем, по пятое января. Три месяца — это огромный срок! Так что, Антуан, можешь готовить объявление в газеты о начале сезона трюфелей в твоем замечательном ресторане. — Он довольно потер руки. «Бриллиант кухни», «Моцарт среди грибов»… Каких только эпитетов не удостоен этот подземный гриб среди гурманов всего мира! Они просто сходят с ума от омлета по-итальянски с трюфелями, картофельного пюре с трюфелями или свежей пасты и ризотто с этими грибами. А ведь существует еще трюфельное масло и трюфельный крем. Теперь доподлинно известно, что трюфели растут во многих странах, но авторитетные эксперты утверждают: за самым лучшим деликатесом нужно ехать в Италию, в Пьемонт. Или во Францию, в Перигор. Именно в Перигоре и жил тартюффайо дядюшка Бено — лучший собиратель трюфелей и друг Антуана. Именно там, в Перигоре, лежат истоки славы ресторана Антуана Лану и, соответственно, истоки его нынешнего благосостояния. Распрощавшись с дядюшкой Бено, Антуан поспешил на кухню. Патрик О'Коннор уже ждал его. — Принесли, хозяин? Антуан кивнул, и Патрик склонился над кор-: зиночкой с грибами, зажмурившись, словно в священном экстазе. Потом он поднял глаза на хозяина. — В ресторане Гордона Рамзи мне приходилось готовить многие блюда из трюфелей, но, клянусь, они не были такими ароматными, как эти! Ваш дядюшка Бено настоящий волшебник. Он обладает каким-то фантастическим даром выискивать самые лучшие. Даже не знаю, как это назвать… — Он вновь склонился над корзиночкой. Оттуда до Антуана донесся его глуховатый голос: — Что вы хотите, чтобы я сегодня приготовил: все, как обычно, или что-то особенное? — Готовь как обычно, — улыбнулся Антуан, — и у тебя, как всегда, получится нечто особенное. Он вернулся в свой кабинет. А когда пришла пора пробовать первые блюда с трюфелями, позвал Ингрид, и они вместе с ней отправились в ресторан. Там их посадили за точно такой же столик, как и всех остальных посетителей, — Антуан не терпел, чтобы в его заведении ему оказывали какие-то экстраординарные знаки внимания. Единственным отличием их столика от всех остальных являлось то, что в вазочке стояли белые лилии — любимые цветы Ингрид. — Что мы будем есть? — спросила его Ингрид. — То, что ты сегодня закажешь, — улыбнулся Антуан. — Я предоставляю это право тебе. — Картофельное пюре, — сказала Ингрид. — С трюфелями. Им принесли вино, и они, смакуя, отпили по глотку «Chateau La Lagune». Ингрид задумчиво посмотрела на мужа. — Господи, иногда я думаю: как же давно и далеко все это было — Гренландия, Готхоб, залив Айсфьорд… Словно в какой-то другой жизни. — Просто каждый человек на самом деле проживает не одну, а несколько жизней, — откликнулся Антуан. — Со мной было то же самое. Я жил одной жизнью, пока не встретил тебя, и живу уже другой, когда ты рядом. — Спасибо. — Ингрид неожиданно зарделась. — Спасибо тебе, Антуан. — Она накрыла его руку своей, и он ощутил взволнованное биение ее пульса. — Я вижу, как ты меня любишь. Это делает меня такой счастливой, что я даже не могу описать это состояние словами. — Если бы ты только могла выполнить одну мою просьбу, — вздохнул Антуан. — Какую же? — Я хочу завести детей, Ингрид. — Он наклонился к ней. — Детей, которые окружали бы нас и радовали каждый день. — Ваше картофельное пюре, — услышали они голос Патрика. Шеф-повар лично доставил им блюдо к столу. — Я подожду, пока вы попробуете и скажете свое мнение. — Он встал чуть поодаль. Антуан взял в руки вилку, но божественный, ни с чем не сравнимый аромат, распространявшийся вокруг тарелки, уже говорил о том, что перед ним шедевр кулинарного искусства. Он отправил в рот кусочек, наслаждаясь его благоуханием и фантастическим вкусом, затем еще один. — Ты гений, Патрик, — выдохнул он. Патрик улыбнулся: — Когда вы обещали взять меня к себе на работу, я обещал вам, что не подведу. Как видите, я умею держать слово. — Он поклонился Антуану и направился в кухню колдовать над следующими блюдами. Несколько минут Антуан и Ингрид молча наслаждались вкусом пюре. Казалось, они забыли обо всем на свете. Когда тарелки опустели, Ингрид подняла глаза на Антуана. — Я рожу тебе детей. Обязательно. Но только не сейчас. Дай мне еще время. Однако время шло, а дети все не появлялись. Когда Антуан возвращался к этому разговору, Ингрид начинала откровенно злиться. — Не дави на меня, Антуан! — говорила она. — Я же не какая-то машина для воспроизводства потомства. Придет время — и у тебя будут дети, я тебе обещаю. И чем дальше, тем больше Антуан начинал тяготиться непонятной двусмысленностью своего положения. У него был замечательный дом, красавица-жена, завидный достаток, положение в обществе, любовь и восхищение окружающих. Не было лишь одного — детей. Из-за этого и все остальное поневоле стало казаться каким-то неполноценным, ущербным. В его семье словно присутствовал какой-то тайный изъян, который было стыдно выставлять напоказ. И, как ни пробовал Антуан смириться с этим и по просьбе Ингрид дать ей еще время, ничего у него не выходило. В очередной сезон трюфелей Антуан сидел у себя в кабинете, как всегда ожидая приезда дядюшки Бено с заветной корзиночкой. Время шло, и нетерпение его возрастало с каждой минутой. Но дядюшка Бено все не появлялся. Конечно, он не отличался особой пунктуальностью — да это было и невозможно при его полуночном образе жизни, — однако в такие дни никогда не опаздывал. Что же стряслось там, в Перигоре? — закрадывались в голову Антуана нехорошие мысли. Он несколько раз порывался позвонить дядюшке Бено, но в последний момент одергивал себя, ведь существовало поверье, что донимать звонками сборщика трюфелей или как-то еще тревожить его в первые дни сбора новых грибов считалось плохой приметой. И Антуан, который за годы общения с дядюшкой Бено вдоволь пропитался этими и многими другими суевериями, сдерживал себя. Наконец в дверь его кабинета просунулась голова Жерома. — Ну, где же дядюшка Бено?! — воскликнул Антуан. — Он с тобой связывался? — Да, — кивнул Жером. Вид у него почему-то был виноватый. — И что же он тебе сказал? — Он очень извинялся и сообщил, что вместо него приедет его племянница. — Племянница… — протянул Антуан. — Значит, с ним что-то случилось? — Он сказал только, что прихворнул, и просил передать вам, чтобы вы не волновались, когда увидите его племянницу. Сейчас она войдет. — Чего ж тут волноваться, — буркнул Антуан. Он равнодушно взглянул на дверь, ожидая появления типичной уроженки Перигора — очередной крепко сбитой девицы с незапоминающимся лицом из числа тех, что обычно окружали дядюшку Бено. Но вместо этого на пороге его кабинета появилось изящное, даже хрупкое существо, похожее на эльфа. У этого существа были светло-каштановые волосы и глаза цвета молодой листвы. Лицо в форме сердечка, пикантный курносый носик и ямочки на щеках. Антуан встал из-за стола. — Как тебя зовут, дитя мое, и что случилось с дядюшкой Бено? — Меня зовут Николь. А дядюшка Бено простудился, ведь ночи сейчас прохладные, месье, — вежливо объяснила девушка. В ней не чувствовалось никакой робости, что создавало странный контраст с ее внешней хрупкостью. Николь спокойно поставила корзиночку на стол, сняла с нее белоснежную салфетку и стала вынимать трюфели, каждый из которых по традиции был завернут в белый носовой платок. — Когда же дядюшка Бено собрал эти трюфели, если он болен? — удивился Антуан. — Он их и не собирал. Он лежит в постели с температурой. — Тогда кто же?! — Да я же, месье, — засмеялась Николь. Ее смех звучал как серебряный колокольчик. — Девочкой я гостила у дяди каждое лето и осень. Он потихоньку приучал меня к охоте на трюфели. Так что теперь я делаю это почти так же хорошо, как и он. — А откуда ты? — Антуан внезапно ощутил, что ему не хочется расставаться с Николь. — Я родом из Безансона, — ответила она и взглянула на него своими необыкновенными глазами цвета молодой листвы. — Ах вот почему я сразу проникся к тебе симпатией, — засмеялся Антуан. — Ты же моя землячка! Я тоже родился в Безансоне, и только потом мои родители переехали в Бордо. Ну и как там Бе-зансон? — Антуану вдруг стало легко и весело. Он пригласил Николь сесть и приготовился слушать ее рассказ. Сам он так давно не был в Безансоне… — Безансон, как всегда, лучший город Франции! — гордо воскликнула Николь. — Самый зеленый, самый уютный, а для меня и самый красивый. — А как знаменитая Цитадель? — Да все стоит себе на том же месте, — улыбнулась Николь. — И там по-прежнему гуляют влюбленные? — Конечно, месье — и влюбленные, и многочисленные туристы. — Она легким движением поправила волосы. — Пару лет назад я с приятелем открыла там кофейню. Так не поверите, месье, отбою от посетителей не было. — Кофейню? Да ты ж совсем ребенок! — удивился Антуан. — Сколько же тебе лет? — Мне уже двадцать три года, и я закончила университет, отделение менеджмента. — Оказывается, мы с тобой не только земляки, но и коллеги! — воскликнул Антуан и с уважением посмотрел на хрупкую Николь. — У меня — ресторан, у тебя — популярная кофейня. Так что никаких «месье» и «мадемуазель». Называй меня просто Антуан, идет? — Не забывайте, месье, что у вас еще и отель «Шатле», а ваш ресторан знаменит не только на весь Бордо, но и почти на всю Францию. Так что мне до вас далеко. — Она замолчала. А потом тряхнула гривой светло-каштановых волос и добавила: — А на «ты» я перейти никак не могу. Мы еще слишком мало знакомы, месье. — Так расскажи мне о себе, и мы узнаем друг друга лучше, — улыбнулся Антуан. — Давайте я лучше расскажу вам о кофейне, — предложила Николь и слегка покраснела. — Ну что ж, пусть будет кофейня. — Антуан поудобнее устроился в кресле. — Она расположена в очень выгодном месте, прямо напротив Цитадели. И мы назвали ее «Гюстав Курбе» — в честь нашего земляка, замечательного художника XIX века. Мы ее так и декорировали — под кафе того времени. Мы готовим кофе четырех сортов — черный эспрессо, черный со сливками, капучино — в основном для итальянских туристов — и кофе по-ирландски, который предпочитают американцы, потому что мы в него добавляем виски. У нас всего два вида сандвичей, но много отличных пирожных. А главное, Поль — мой напарник и талантливый кондитер — придумал новое пирожное. Он назвал его «Гюстав Курбе». Его украшение — темный взбитый шоколад. Курбе ведь был темноволосым и высоким мужчиной, если вы знаете, и мы решили, что пирожное, названное в его честь, тоже должно быть выше обычных. Но сделать все это и удержать высоту трудно. Поэтому Поль готовит пирожные индивидуально для каждого посетителя. Нелегкий труд! Но я уже сказала, что он талантливый кондитер. Внезапно Антуан ощутил, что ревнует Николь к ее приятелю. Какой-то молокосос из Безансона! А как она его расхваливает! Но он сумел взять себя в руки и даже улыбнулся. — Я вам завидую. У меня такого кондитера нет. А вы случайно не хотите переехать в Бордо и работать с Полем в моем заведении? — Спасибо, месье, но, боюсь, Поль не захочет. — Что так? — Мне неловко говорить на эту тему, но дело в том, что… — Она казалась растерянной. — В общем, у Поля там друг, которого он безумно любит и… — Николь окончательно смутилась и даже покраснела. Антуан пришел ей на помощь: — Я все понял. Не смущайся. Мужчины-кондитеры, как и знаменитые модельеры, часто предпочитают не прекрасных женщин, а представителей своего пола. На душе у Антуана снова стало легко и радостно, и ревность сама собой рассосалась. Кондитер Поль не претендует на чувства девушки. Николь не стала рассказывать Антуану, какое потрясение испытала, узнав об ориентации напарника. Они ведь были знакомы с Полем с детства. Даже ходили вместе в один детский сад. Потом закончили школу в Безансоне и поступили в университет. Закончив его, решили открыть собственное дело. И когда к ним пришел успех, оба искренне радовались и мечтали о будущем. Они много лет дружили, и, хотя их отношения были скорее братскими, Николь стала подумывать: а не завести ли им семью? В кофейню, кроме туристов, часто захаживали их университетские приятели и даже преподаватели. Приходил сюда и известный сладкоежка — профессор Франсуа Люмьер. Профессор отличался строгим нравом, был всегда безукоризненно одет и даже в жару носил галстук и пиджак. Единственной его слабостью, как считала Николь, было сладкое. А потом она узнала, что не только оно… Однажды, задержавшись после закрытия кофейни, Николь подсчитывала выручку. В ее кабинетик заглянул Поль. — Ой, Поль, сегодня мы установили рекорд! — воскликнула счастливая Николь. — Если дела и дальше пойдут так же хорошо, то через пару лет мы сможем купить собственный дом. Я хотела бы с садом, чтобы наши дети могли там играть. — Она так увлеклась своими фантазиями, что не заметила, каким странным взглядом смотрит на нее Поль. — Дом, дети… — пробормотал он. — Николь, конечно, я тебя очень люблю, но… как сестру. — Он глубоко вздохнул. — Видимо, ты единственная в Безансоне, кто не знает… — Не знает — что? — удивленно подняла глаза Николь. — Что профессор Люмьер… В общем, мы давно уже вместе. Ну, ты понимаешь… Николь растерялась. — Я ничего не понимаю, — вырвалось у нее. — Мы с профессором вместе. Мы — семья. — Он пристально посмотрел на Николь. — Что?! Я даже представить себе не могла! Ах я дура! Я просто дура, наивная дура! — И, бросив выручку на стол, Николь вылетела из кофейни. Ей стало понятно, что она ни часа не может больше оставаться в Безансоне. Я не только дура, но и последний романтик во всей Франции, сказала она себе. Люди уже давно живут по-другому. XXI век на дворе. Но все же… История с Полем ее просто убила. Она привыкла к нему. Ценила его. И по-своему любила. Конечно, я надеялась, что если мы когда-нибудь поженимся и заведем детей, то у нас будет дружная крепкая семья, объединенная к тому же и общим бизнесом. А он… Я не была для него женщиной, желанной и привлекательной, а только сестрой, компаньоном. Николь подошла к зеркалу. Господи, ну о чем я размечталась? Я просто дурнушка, которая не может вызывать желание у мужчин, вдруг с ужасом поняла она, увидев свое отражение в зеркале. Бледная, усталая, с потухшими глазами, обвисшими волосами. Да, причина во мне, я совсем сексуально непривлекательная и не могу понравиться никому, пришла к выводу Николь. Что же делать? Бежать из Безансона? Да, бежать. Скрыться в лесах и тихо сидеть, там, зализывая рану, нанесенную Полем. У меня же есть дядюшка Бено! Уеду в глушь, в Перигор, а там видно будет, наконец решила она. Бросив в рюкзак самое необходимое, она написала короткую записку Полю, где предупредила его, что берет отпуск на полгода и уезжает из Безансона. Она обещала в скором времени связаться с ним и сообщить, как поступить с ее долей в бизнесе. «А тебе, Поль, я желаю счастья с любимым человеком», — закончила она. Подписав записку, Николь выбежала на улицу и сунула ее в почтовый ящик Поля, жившего по соседству. А потом буквально запрыгнула в свое скромное «рено» и помчалась на запад, в сторону Перигора. Она ехала всю ночь и только один раз остановилась, чтобы перекусить в придорожном кафе. Дядюшка Бено открыл, даже не спрашивая, кто будит его в такую рань. Увидев же перед собой Николь, он долго вглядывался в ее лицо. — Мы не виделись пару лет, Николь, но, бог мой, как же ты похорошела! В нашем роду таких красавиц отродясь не было. Вот бы матушка твоя обрадовалась, если бы дожила! Умница ты моя! — Его глаза предательски увлажнились. — Нет, дядюшка Бено, я наивная дура! — разрыдалась вдруг Николь, почувствовав сразу и жалость к себе, и неимоверную усталость от бессонной ночи. — Ну-ну, не плачь, пойдем лучше в дом, и там ты мне все расскажешь. — И дядюшка Бено, обняв племянницу за плечи, увел ее с крыльца. Вскоре Николь уже сидела на уютном диванчике и с удивлением оглядывалась по сторонам. — Дядюшка, каким же красивым стал твой дом! Коврик новая мебель, картины… Видно, дела твои идут хорошо. — Да уж, не жалуюсь, — удовлетворенно протянул старик. — Но сейчас ведь речь не обо мне и о моем благополучии. Рассказывай, что с тобой стряслось? Почему примчалась без предупреждения, как будто за тобой гнались бандиты? — Никто за мной не гнался, тем более бандиты. — Тогда, значит, дела не криминальные, а любовные, не так ли? — И он пытливо посмотрел в зеленые глаза Николь. Она невольно поежилась под его взглядом. — А как ты догадался? — Да я ведь старый лис, давно на свете живу, — отшутился он. — А что может выгнать ночью на улицу красивую, молодую женщину, имеющую выгодный бизнес, и заставить ее примчаться к старому дяде в Перигор? Только любовь! — Или ее отсутствие, — мрачно добавила Николь и тут же спросила: — Ты помнишь Поля, моего компаньона? — Конечно, еще с младенчества. Замечательный парнишка. Симпатичный, скромный, трудолюбивый. Вы с ним росли как брат с сестрой. — Он помолчал, а потом спросил: — Так что же произошло: ты любишь его, а он любит другую? Увы, так часто бывает. — Я думала, что люблю Поля, а, наверное, на самом деле просто к нему привыкла. Вернее, мне с ним было очень удобно. Мы понимали друг друга с полуслова. И как-то незаметно для самой себя я стала думать о браке с ним. — Горе и отчаяние последних часов куда-то отступили. Сидя на уютном диванчике в уютном доме дяди, Николь вдруг поняла, что больше не ненавидит Поля. Печально, что так вышло, но, честно говоря, она никогда не испытывала к нему большого чувства, страсти. А без этого разве возможен счастливый брак? Неожиданно для самой себя она улыбнулась. — Да, обычная история: сердце Поля мне не принадлежит. — А кому? Как зовут эту разлучницу? — рассердился дядюшка Бенр. Сейчас, когда Николь наконец улыбнулась она стала такой хорошенькой, что он просто недоумевал, как Поль мог увлечься кем-то, а не его прелестной племянницей. — Разлучника, дядя. Его зовут Франсуа Люмьер. Они вместе уже два года, не меньше. А я этого не заметила или не поняла. И никто мне не намекнул, не подсказал. — Да уж, — только и мог вымолвить ошеломленный дядюшка Бено. — Я читал, что такое бывает, и даже очень распространено в современном обществе. Но мы тут, в Перигоре, более старомодные, более консервативные. — Наверное, и я в Безансоне оставалась такой же старомодной. — Николь тряхнула гривой светло-каштановых волос. — Вот я поговорила с тобой, и как-то легче мне стало. Но, честно скажу тебе, пока мне не хочется возвращаться в Безансон. Что же делать? — Она вопросительно взглянула на дядю. — Так оставайся у меня, девочка, — предложил тот. — Отдохни, отоспись. Когда ты в последний раз хорошо спала со своей кофейней? — Что-то не припомню, — вздохнула Николь. — Работала как вол, чтобы сначала открыть ее, а потом сделать прибыльной. — Вот и хорошо. Оставайся у меня. А когда начнется сезон сбора трюфелей, мы с тобой вместе пойдем на охоту. Согласна? Глаза Николь загорелись зеленым огнем. — Дядюшка, да ты просто змей-искуситель. Знаешь, что собирать трюфели мое самое любимое занятие с детства! А кому ты продаешь грибы? — У меня есть замечательный покупатель. Антуан Лану, владелец ресторана и отеля в Бордо и мой друг. — Это тот, который спас тебя, когда ты сломал ногу? — Да, именно он. Антуан за это время стал очень состоятельным и уважаемым человеком. Женился на красавице, похожей на королеву, но сам остался, во всяком случае для меня, таким же добрым и щедрым. — Ах так вот откуда у тебя такой достаток! — воскликнула Николь. — Даже предметы роскоши — картины, ковры. — Ну, это мне по дешевке покупает Ингрид — жена месье Лану. Она любит посещать блошиные рынки и развалы антикваров и всегда там отыщет что-нибудь особенное. Она ведь искусствовед по образованию. Ну да, может статься, ты сама когда-нибудь увидишь мадам и месье Лану и убедишься, что я ничего не придумал. Потрясающе красивая пара! — Счастливые! Значит, это любовь. И к моему списку я могу добавить: «Антуан и Ингрид». — А что это за список? — поинтересовался дядюшка Бено. — Да так, пустяки, — вдруг вспыхнула Николь. — Я недавно раздумывала над тем, какие в литературе и в истории были знаменитые влюбленные. И только навскидку: Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Петрарка и Беатриче… — А что, звучит неплохо: Антуан и Ингрид. — Бено покачал головой: — Хотя я бы поостерегся включать их в твой заветный список. Конечно, для Антуана это была любовь с первого взгляда, а вот для Ингрид… — Он задумчиво прищурился: — Может, возможность сбежать с Гренландии. Она ведь оттуда родом. И до встречи с Антуаном никогда не покидала этого острова — работала разделочницей на рыбозаводе, как и ее мать. Но это сегодня даже представить невозможно! Она теперь королева, чистая королева. Ее так и зовет журналистская братия. — Вот это да… — протянула Николь. Дядюшка Бено прошелся по комнате, засунув руки в карманы домашних брюк. — Они женаты всего шесть лет. Отрезок времени очень маленький. Хотя, с другой стороны, достаточно большой, чтобы завести детей. А детишек-то у них и нет. У Антуана две сестры, куча племянников, а своих собственных детей нет. А он их очень хочет. Поэтому пока не стоит включать их в твой список, — заключил он. — Ну хорошо. Я еще ничего не решила окончательно. Поживу у тебя, успокоюсь и только потом на трезвую голову буду принимать решение. — Вот это мне по душе, девочка! — воскликнул дядюшка Бено. — Узнаю свою практичную племянницу. 4 Так для Николь началось счастливое время в доме дядюшки Бено. Конец лета был жарким. Каждое утро она бегала на речку купаться и загорать. Ухаживала за садом и небольшим огородом. А потом наступил октябрь. А с ним и сезон сбора трюфелей. Николь стало казаться, что Поль и его профессор — это из какой-то другой жизни, которая, возможно, ей только померещилась. А настоящая жизнь здесь, в Перигоре: день за днем, ночь за ночью, когда черная Лулу делает стойку перед небольшим вспученным участком земли, а Николь и дядюшка Бено, наклонившись, раскапывают это место и находят там черные комочки трюфелей, издающие свой неповторимый запах. — Какие же мы с тобой, однако, азартные! — восклицал обычно дядюшка Бено, когда они под утро возвращались домой. Он падал в кровать и тут же засыпал. А в восемь часов утра звенел будильник, дядюшка Бено просыпался, быстро принимал душ, завтракал, и, схватив приготовленную Николь корзиночку с трюфелями, мчался на своем старом маленьком грузовичке в Бордо, к АнтуануЛану. Вернувшись домой, он с довольным видом клал конверт с деньгами на резной дубовый буфет, и они в полной тишине садились обедать. А потом проваливались в послеобеденный сон и встречались только за ужином. Он в отличие от обеда проходил очень оживленно: дядюшка Бено рассказывал, как принял его Антуан, как радовался трюфелям сумасшедший ирландец — шеф-повар ресторана «Шатле», как величественно вплывала в кабинет мужа Снежная королева, мадам Ингрид Лану. В одиннадцать часов вечера, выйдя бесшумно из своего дома и прихватив с собой фонарики, они садились на велосипеды и ехали в лес. Лулу бежала рядом, не издавая ни звука. В такие минуты эта троица была больше похожа на заговорщиков, в темноте готовящих какой-то теракт, а не на известных тартюффайо. Но таковы особенности и издержки этой профессии — сборщиков трюфелей ночью можно действительно принять за террористов. Дядюшка Бено так подробно описывал своей племяннице Антуана Лану, что, когда она увидела его впервые, привезя трюфели вместо внезапно заболевшего старика, у нее было ощущение, что они давно знакомы. Антуан был точно такой, как описал его дядя: высокий, поджарый, с темными волнистыми волосами, с характерным крупным носом и карими глазами. Но дядюшка забыл предупредить — а может, и не замечал, — что Антуан обладает невероятным мужским магнетизмом и что перед его обаянием невозможно устоять. А когда он улыбаясь попросил рассказать об их общей родине, Безансоне, сердце Николь тревожно забилось и восторг нахлынул на нее. Как здорово, что мы земляки! Может, это что-то значит? — подумала вдруг она. Да, в Николь удивительным образом сочеталась практичность современной француженки и романтичность героини девятнадцатого века. Но именно это и привлекло к ней внимание Антуана Лану. Его супруга, мадам Ингрид, была кем угодно, но только не романтиком. Прощаясь с Антуаном, Николь протянула ему руку. — До свидания, месье. Рада была с вами познакомиться. — Когда вы привезете следующую партию? — спросил Антуан и почему-то задержал руку Николь в своей. А глаза его спрашивали: когда я увижу тебя снова? — Я сейчас помчусь в Перигор. Там мы с дядей пообедаем, потом отдохнем. Ночью я отправлюсь вместе с известной вам Лулу в лес. На рассвете вернусь, немного посплю — и снова в Бордо. Так что встретимся завтра, месье Лану, в районе десяти часов утра. Антуан был потрясен. — Но это же нечеловеческий труд! Ты так можешь сломаться, Николь. — Да, труд тяжелый, но ничего, я сильная. Может, такое жесткое расписание всего на несколько дней. А потом дядя выздоровеет и будет привозить трюфели сам. А когда сезон закончится, мы будем жить как все нормальные люди. — А могу ли я угостить тебя обедом в своем ресторане, а заодно познакомить с нашим шеф-поваром? — предложил он. — Спасибо, месье Лану, но только не сегодня. Дорога была мне незнакомой, и я устала. Да и дядюшка Бено будет волноваться. Он без меня обедать не станет. Итак, до завтра, месье. — Она на мгновение замялась. — А могу ли я получить назад свои пальцы? — тихо спросила Николь и неожиданно для самой себя улыбнулась. — Не уверен, хочу ли я возвратить их назад, — так же тихо ответил ей Антуан. Николь, ничего не ответив, вышла. Антуан и вернулся к своему письменному столу. Но, вместо того чтобы сесть за него, он отошел в угол, сел там в уютное вольтеровское кресло и затих. А перед его глазами стояло юное лицо Николь с широко распахнутыми зелеными глазами. Я и не знал, что у Бено такая очаровательная племянница, подумал Антуан. К тому же он никогда не упоминал, что она живет в Безансоне. Мы с ней земляки, а это значит… Ничего это не значит! — оборвал он сам себя и тряхнул головой. Одно ясно, она девушка серьезная и ответственная. Уверен, она хорошо заботится о больном дядюшке: вовремя подает лекарства, кормит горячим обедом. Наверное, она вкусно готовит. А как готовит Ингрид, я и не знаю, неожиданно пронеслось у него в голове. Обычно дома мы пили только кофе, а питались в основном в ресторанах. Убираться Ингрид не любила, готовить — тоже. Сейчас для всего этого у нас есть специальные люди, а тогда, шесть лет назад, когда мы только поженились, я был слишком влюблен в нее, чтобы заставлять стоять у плиты или мыть полы. Наверное, я ее несколько испортил своей мягкостью и преклонением перед ее красотой. А теперь она, похоже, вьет из меня веревки. Густые брови Антуана сошлись на переносице. Да, вьет! Я прошу ее родить мне сына, хотя был бы счастлив, если бы у нас родилась дочь. У моих двух младших сестер уже по трое детей. А Ингрид, оказывается, еще не готова иметь детей. Антуана передернуло. Ну да ладно, бог с ней, с этой Снежной королевой. Может быть, она передумает и все-таки родит мне сына или дочь? Он прикрыл глаза. Интересно, доехала ли Николь до Перигора? И вообще, надо справиться о здоровье дядюшки Бено. Антуан схватил телефон и позвонил старому другу. — Але, — раздался в трубке слабый голос дядюшки Бено. — Это я, Антуан, — заговорил он. — Как ты себя чувствуешь, приятель? — Да вот температура высокая, насморк и кашель. Лежу в постели и жду Николь. — Она будет с минуты на минуту. Привезла трюфели и умчалась как вихрь. Да, кстати, у тебя замечательная племянница, дядюшка Бено. Она мне очень понравилась. Ты знаешь, я хотел угостить ее обедом, но она отказалась — спешила к тебе. — Да, она у меня замечательная. Кроме того, без нее я не обедаю. А как она готовит… Антуан был заинтригован. — Лучше нашего шеф-повара? — Ну как можно сравнивать?! Патрик же гений, недаром всего за пару лет ресторан получил мишленовскую звезду. Другим на это требуются десятилетия. У вас высокая кухня. А Николь готовит по-домашнему, знает традиционную кухню Перигора. Вообще мне хорошо с ней, Антуан, — признался старик. — Не знаю, как долго она у меня задержится, но пока она никуда не спешит. А как тебе трюфели, которые она нашла? — Великолепны! — Вот видишь, она тартюффайо не хуже меня. Представляешь, приедет усталая, накормит меня, проверит температуру, немного отдохнет. А в ночь — опять в лес собирать трюфели. Что и говорить, молодец! — Действительно молодец, — похвалил ее Антуан. — Передавай ей привет. Скажи, что буду ждать ее завтра. А ты быстрей поправляйся, дружище. — И Антуан повесил трубку. Дядюшка Бено откинулся на подушку. Антуан несколько раз похвалил его племянницу. Кажется, она ему и в самом деле понравилась. А с другой стороны, что тут удивительного? — успокоил себя он. Таких девушек, как Николь, сейчас мало. Все либо грубые, либо глупые. Либо слишком меркантильные. Если бы я был помоложе и не приходился Николь родственником, я бы даже мог за ней приударить. Раздался шум подъезжающей машины. Вскоре дверь отворилась и в дом вошла Николь. Сначала поставила на плиту кастрюлю, а потом вошла в спальню дяди. — Как ты себя чувствуешь? — озабоченно спросила она. — Вроде бы неплохо, — медленно произнес он и отвел глаза в сторону. — Честно? А температура? — Я не мерил. Николь тяжело вздохнула и, не говоря ни слова, тут же встряхнула градусник и протянула его дяде. — Ну как твоя поездка? — с виноватым видом поинтересовался тот. — Отлично. — И Николь, вынув из куртки конверт с деньгами, положила его, как было принято у них, на резной дубовый буфет. — Антуан звонил. Хвалил тебя и твои трюфели. Сказал, что ты ему понравилась. — Так и сказал? — зарделась Николь. Дядюшка Бено кивнул и внимательно посмотрел на племянницу. — А он-то тебе понравился? — с невинным видом поинтересовался он. — Конечно. Месье Лану не может не понравиться. Во-первых, он интересный мужчина. А во-вторых, он мой земляк. — Как?! Я и не знал, что он родом из Безансона. Он вроде никогда мне об этом не говорил. — Он там родился, а потом с родителями переехал в Бордо. И все равно он любит и помнит Безансон. — Николь подошла к больному. — Давай градусник. — Взглянув на него, она насупилась и покачала головой: — Так и знала, температура высокая. Не вставай. Я принесу тебе обед в комнату. Поешь, выпьешь таблетки — и спать. Сон самое лучшее лекарство при простуде. — Что-то я не хочу есть, — капризно протянул он. — Это все из-за высокой температуры. Не буду тебя заставлять. Только несколько ложек куриного бульона — и все. Договорились? Дядюшка Бено молча кивнул. Было видно, что самочувствие его и впрямь неважное. Покормив дядю, Николь подала ему лекарство, поправила одеяло и, уходя из его комнаты, произнесла: — Я тоже сейчас быстренько поем и лягу отдохнуть. Я очень устала. Но дядюшка заметил, что глаза племянницы горят, а на щеках алеет румянец. Такой оживленной он ее давно не видел. Ага! — подумал он. Она явно влюбилась в Антуана. — Николь, а, Николь, — позвал он через пару минут. Но ответа не последовало. Кряхтя старик поднялся с постели. — Николь! — вновь позвал он. Но в доме царила тишина. Николь не отзывалась. Осторожно ступая, он прошел в ее комнату. Так и есть, Николь крепко спала, а на губах ее играла легкая улыбка. Наверное, ей снится Антуан, решил дядюшка Бено. И был абсолютно прав. Он вернулся в свою комнату и тоже вскоре уснул. И когда раздался телефонный звонок, дядюшка Бено недовольно заворчал. Он думал, что проспал всего минут пять, а оказалось — почти два часа. Это звонил Антуан. Снова поинтересовавшись здоровьем друга, он спросил: — А Николь вернулась? — Конечно, вернулась и сейчас спит сном младенца. — Когда она проснется, передай ей, пожалуйста, привет. — Антуан замолчал. А потом заметил: — У тебя хорошая племянница. — Ты уже говорил об этом. Да, Николь скромная и красивая. А главное, очень ответственная. И, между прочим, была такой с самого детства. — Пожелай ей удачной охоты сегодня ночью. Обязательно. — Да, а ты ей тоже понравился, Антуан. — Я очень рад. — По его голосу чувствовалось, что это больше чем просто вежливый ответ. — Береги ее, друг. Она у тебя сокровище. — И Антуан повесил трубку. Зазвенел будильник. В комнату дядюшки заглянула Николь. — А тобой интересовались, — хитро прищурившись, доложил дядюшка Бено. Николь слегка покраснела. — Кто же? — Антуан Лану. Спрашивал, благополучно ли ты добралась, сказал, что ты ему понравилась, а еще просил беречь тебя и назвал этим… как его… да, сокровищем. Николь вспыхнула от удовольствия. — Ладно, пойду готовить ужин. Сегодня у нас рагу из баранины. — И, весело напевая, она направилась на кухню. Вот что значит молодость! — с легкой завистью подумал дядюшка Бено. В тот вечер у Николь все ладилось, все получалось. Рагу из баранины было просто фантастическим. А под дубом, который раньше казался ей неперспективным, они с Лулу нашли потрясающие трюфели. Поэтому Николь довольно скоро вернулась домой из леса, хорошо выспалась, а в семь утра уже мчалась в Бордо. Николь любила осень. А это утро было каким-то особенным. Так, во всяком случае, показалось ей. Стояла удивительная тишина. Листва на деревьях переливалась всеми цветами от красного до золотого, на голубом небе — ни облачка. Как прекрасна жизнь! — подумала Николь и неожиданно для самой себя рассмеялась. Подумать только! Еще каких-то три месяца назад она умчалась из родного Безансона, потрясенная новостью, которую ей сообщил Поль. Ей казалось, что сердце ее разорвется от обиды и горя. А сейчас… Поль и его друг-профессор превратились в милые воспоминания о какой-то другой жизни/Сейчас ее душа пела и рвалась навстречу человеку, которого она почти не знает, хотя слышала о нем много от дяди. Антуан Лану… Красивый, влиятельный, неотразимый. Месье Обаяние. Да, он обаял ее своим вниманием, заботой, своей добротой и щедростью. И она мечтала о новой встрече с ним. Радостно влетев в кабинет Антуана, Николь замерла на месте. Навстречу ей из кресла шефа поднялась женщина, похожая на богиню: высокая, величественная, с прекрасно уложенными волосами необыкновенного пепельного цвета, с огромными серо-голубыми глазами. Ее кожа была молочно-розовой, как зефир. И даже издалека было очевидно, что она потрясающе гладкая и ухоженная. Женщина протянула Николь холеную руку с безукоризненным маникюром: — Доброе утро, Николь. Я Ингрид, жена месье Лану. Он рассказал мне о вас, и я вас сразу узнала… — Она слегка улыбнулась. — По очень спортивному виду. Николь вспыхнула. Как ни старалась она Утром одеться получше, а все равно для удобства натянула старые джинсы, свитер и кроссовки. И наброшенная сверху легкая куртка была новой, весь ее наряд резко контрастировал с одетой в изысканный бледно-голубой костюм из тончайшей шерсти Ингрид. На шее у мадам Лану сверкало ожерелье из мелких темно-синих сапфиров, а в ушах поблескивали серьги из таких же сапфиров. — О, — Ингрид задержала руку Николь в своей, — я вижу, вам просто необходим маникюр. Да и стилист тоже не помешает. Хотите, я отвезу вас к своему? Он совершит с вами чудо, и тогда вы превратитесь в красотку. Задатки, я вижу, у вас есть, — милостиво заключила она. Николь побагровела. Она вырвала свою руку и, стараясь не нагрубить, спокойно, как ей казалось, ответила: — Спасибо, мадам. Я обязательно воспользуюсь вашим предложением. Но как-нибудь в другой раз. Сейчас каждую ночь я отправляюсь в лес, где вот этими руками выкапываю из-под земли трюфели. А земля, знаете ли, не бывает чистой. — О, — застонала Ингрид, — я так и знала, что вы обидитесь. А ведь я не хотела этого, Николь. Я хорошо понимаю, что ваши трюфели приносят славу нашему ресторану, а заодно и благосостояние нашей семье. Мы вам так благодарны! Вы можете звать меня Ингрид и обращаться ко мне на «ты». Согласны? — Мадам, вы и месье Лану наши работодатели. И поэтому я воздержусь от фамильярности, — сухо заметила Николь. — А как же дядюшка Бено? Он с Антуаном на «ты»! — воскликнула Ингрид. — Во-первых, они познакомились давно, когда месье Лану не был тем, кем он стал сейчас. Во-вторых, мой дядюшка намного старше месье Лану и мог себе позволить звать его просто Антуан. Они давние друзья, и было бы смешно, если бы они вдруг перешли на «вы». — Но мы же тоже можем стать друзьями, — произнесла Ингрид, очаровательно улыбнувшись. — Ведь сезон сбора трюфелей когда-нибудь закончится — и тогда вы сможете приезжать в Бордо, чтобы просто отдохнуть. Здесь много театров, здесь замечательная Опера. Кстати, в январе у нас будут давать оперу Чилеа «Адриенна Лекуврер» с самим Вильяссоном. Если вы понимаете, о ком я говорю. Я бы могла пригласить вас… — Понимаю, мадам. И могу сравнить его с самим Пласидо Доминго. Я слушала Доминго в этой роли два года назад. Мы с приятелем специально летали в Вену, чтобы послушать там «Адриенну Лекуврер». — Вы? В Вену? Специально, чтобы послушать Пласидо Доминго? — потрясение прошептала Ингрид. — В этом нет ничего удивительного, мадам, — парировала Николь. — В нашем Безансоне тоже есть свой очень хороший оперный театр. А я люблю музыку. Моя мама почему-то считала, что с моими вокальными данными я могу стать оперной певицей, и отдала меня в музыкальную школу. Но после смерти мамы ситуация изменилась. Я решила заняться не искусством, а бизнесом. Вот почему я поступила на факультет менеджмента, а окончив его, открыла кофейню. Поверьте, мадам, это было успешное предприятие. — А трюфели? — пролепетала Ингрид. — Это, мадам, хобби, если хотите. Которое к тому же очень хорошо оплачивается. Так что если ваше предложение остается в силе, я с удовольствием послушаю Вильяссона в «Адриенне Лекуврер». Я действительно люблю оперу! Дверь кабинета тихонько отворилась, и вошел Антуан. Но дамы его не заметили. Он с удовольствием наблюдал, как Ингрид ловит ртом воздух, не зная, что ответить «нахальной» и «язвительной» девчонке. Мадам-то ездит в оперу только для того, чтобы покрасоваться своими изысканными нарядами и роскошными украшениями. Музыку же Ингрид по-настоящему не любит. Наконец, заметив мужа, Ингрид бросилась к нему. Сейчас она была похожа на обиженного ребенка. — Ах, Антуан, как хорошо, что ты пришел! А я собираюсь за покупками. Мне позвонили из одного бутика и сообщили, что им прислали несколько новых моделей. Я хочу, чтобы ты меня сопровождал. — Она капризно надула губки: — У тебя такой прекрасный вкус. — Дорогая, ты всегда замечательно справлялась с этим одна. А меня уволь — я должен заглянуть на кухню к Патрику и тут же бежать на деловую встречу в мэрию. — Он повернулся к Николь и протянул ей руку. — Доброе утро, Николь. Нам надо спешить: Патрик специально выделил время из своего бешеного графика, чтобы познакомиться с тобой. И не забудь, пожалуйста, корзиночку с трюфелями. Они вместе покинули кабинет. Оставшись одна, Ингрид гневно топнула ногой. — Ну, плебейка, тебе это так не пройдет! На кухне царил невообразимый шум и крики. Это орал на своих подчиненных Патрик О'Коннор. Увидев хозяина с Николь, он замолчал. На его широком свирепом лице, усыпанном веснушками, неожиданно возникла улыбка. — Ты хочешь сказать, Антуан, что именно это воздушное создание собирает в ночном лесу такие замечательные трюфели?! — воскликнул он, принимая из рук Николь корзиночку с грибами. — Мадемуазель, дайте мне ваши замечательные пальчики — я расцелую их. — И он галантно склонился над руками Николь. А потом заглянул в ее глаза и прошептал: — Я сражен наповал. Среди ваших предков случайно не было ирландцев? Такие зеленые глаза встречаются только у моих соотечественниц. — Нет, Патрик, — засмеялась Николь, — я чистокровная француженка. — Я вам не верю, — не унимался тот. — Вы моя соотечественница, я это чувствую. К тому же из рода друидов. Вы меня околдовали, и я потерял голову. — Он комично замотал головой, и его белоснежный колпак упал Антуану прямо в руки. Все засмеялись. Один Антуан насупился. Такая очевидная попытка О'Коннора приударить за Николь ему почему-то не понравилась. Он решительно остановил поток комплиментов Патрика: — Извини, дружище, но нам с Николь надо кое о чем поговорить. Прошу в мой кабинет. — И он решительно взял ее за локоть. — А я хотел угостить Николь ланчем, — не сдавался Патрик. — Могу приготовить фуа-гра с трюфелями и крем-карамель. — Звучит заманчиво, — вежливо ответила Николь не сводившему с нее глаз ирландцу, — но как-нибудь в другой раз. Заведя Николь обратно к себе в кабинет, Антуан протянул ей конверт с деньгами и сказал: — Я хочу попросить у тебя прощение за некорректное поведение жены. Иногда она забывает, что родилась в простой семье, и ведет себя, как высокомерная аристократка. — Я понимаю и уже не сержусь, — стараясь говорить нейтрально, заметила Николь. — Ингрид красавица, а красота — это большая ответственность. Не всякий может с ней справиться. — Но ты же тоже очень красивая… — Антуан посмотрел ей прямо в глаза. Николь вспыхнула. — Что вы, месье! У меня обыкновенная внешность. Просто родители хорошо воспитали меня. — Ты необыкновенная девушка, уж поверь мне! — пылко заметил Антуан. — Но не буду тебя смущать. Тебе же надо спешить к дядюшке Бено. Кстати, как он? — Улучшения еще не наступило, — вздохнула Николь. — Но, надеюсь, к концу недели он все-таки начнет поправляться. — Тогда я навещу вас в субботу. Можно? — И Антуан с надеждой посмотрел на нее. Николь растерялась. Она провела рукой по волосам, а затем ответила: — Ну что ж, месье, приезжайте. А я постараюсь приготовить что-нибудь вкусное на ужин. Хотя у меня сейчас, как вы понимаете, не так уж много свободного времени. Ведь все равно утром мне надо будет мчаться в Бордо. — Нет, Николь, тебе не придется это делать. Ни в субботу утром, ни в воскресенье. Оставайся дома — я сам заберу у тебя трюфели и привезу в ресторан. Николь долго смотрела на него. — Хорошо, месье, — промолвила она наконец. — Ну, тогда я поехала. — Николь протянула Антуану руку, а потом повернулась и быстро покинула его кабинет. В оставшиеся до субботы дни Николь продолжала, как обычно, привозить трюфели в ресторан. Но в пятницу, размышляя о его предстоящем визите, она вдруг поняла, что не знает, в каком наряде встречать гостя. Она занервничала. Патрик О'Коннор заметил ее состояние, когда она была в ресторане, и поинтересовался, что случилось. — Ничего, — попыталась отмахнуться Николь. — Не говори глупостей. Я же вижу, что тебя что-то угнетает. — Просто мне, как и всякой женщине, нечего надеть, — отшутилась Николь. О предстоящем приезде Антуана она промолчала. — Нечего надеть? — Патрик смерил ее взглядом. — Тогда я советую тебе сходить на улицу Святой Екатерины. Она находится в самом центре города, и, что очень удобно, совсем неподалеку от нашего ресторана. Это больше километра сплошных магазинов, ресторанов и кафе. Мадам Лану пропадает там часами. Тебе, конечно, не надо выпендриваться, как мадам, но, поскольку ты девушка красивая, хорошая одежда тебя не испортит, а только подчеркнет все достоинства. — Он подошел к Николь, заглянул в ее зеленые глаза и попытался обнять. — У… колдунья, так бы и съел тебя! Николь с негодованием оттолкнула его. — Патрик, ты великий повар, но только не распускай рук! — А ты, красотка, обязательно прикупи себе вечерний прикид. Можешь хранить его в подсобке, — великодушно предложил Патрик. — Это еще зачем? — подозрительно спросила Николь. — А затем, что я собираюсь пригласить тебя в театр. Ты можешь приехать из своего Перигора в спортивной одежде, но вот в театр здесь принято ходить нарядными. Учти, Бордо не Безансон и не Париж. Здесь женщины ходят в макияже, на каблуках, джинсам и курткам предпочитают платья и пальто. Так шикарно, как в Бордо, больше нигде во Франции не одеваются. Даже в Париже. — Я это заметила, — вздохнула Николь. — Хотя мне больше по душе спортивный стиль. — Я тебя понимаю. Но, когда мы поженимся, я предпочел бы, чтобы ты всегда одевалась шикарно! — воскликнул Патрик. — Мы поженимся?! — Николь была ошеломлена. — Ты с ума сошел! Ты меня совсем не знаешь. Я тебя совсем не знаю. Да и вообще, кто тебе сказал, что я хочу выйти замуж за тебя?! — возмутилась Николь. — Детка, ты одинокая, я холостой. К тому же не бедный и даже знаменитый. Ты мне очень нравишься. — Патрик подошел к Николь и снова попытался ее обнять. — И ты будешь моей! — Он неожиданно впился в ее губы жгучим поцелуем. Это было больше похоже на нападение. Николь стала яростно отбиваться. — Как ты смеешь?! — прошипела она, наконец вырвавшись из его объятий. — Я вообще замуж не собираюсь, тем более за тебя. — Чем же я так плох? — искренне удивился ирландец. — Да любая посетительница нашего ресторана с удовольствием ляжет со мной в постель. Ведь я делаю блюда из трюфелей, а трюфели известные афродизиаки. А если я добавлю туда заветные корешки моей бабушки, любая красотка будет моей! — Любая? — передразнила его Николь. — Вот, значит, какого ты мнения о женщинах! — Любая! — хвастливо бросил Патрик. Его глаза заискрились. — Ты просто не знаешь силу этих корешков в сочетании с трюфелями. Любая… — Он на миг задумался и наконец победно выпалил: — Даже Снежная королева, Ингрид! — Вот и добавляй корешки в еду своей Ингрид! А меня не трогай! — Глаза Николь гневно сверкнули и стали почти черными. — А за совет спасибо. Я отправлюсь на улицу Святой Екатерины прямо сейчас. Патрик немного успокоился. Тем более что в этот момент на кухню зашли его помощники, которых он отправлял на рынок за свежей рыбой. — Только не забудь, — бросил он выходящей Николь, — улица пешеходная. Придется припарковать машину далеко от магазинов. — Ничего, я давно не занималась шопингом. Думаю, это в любом случае доставит мне удовольствие. Патрик нагнал Николь у двери и произнес: — Наконец-то я слышу слова настоящей женщины. Шопинг на улице Святой, Екатерины — это и правда истинное удовольствие. Желаю успеха! — И поскольку помощники повара смотрели на своего шефа с восхищением, он сделал вид, что чмокает Николь в щеку чисто по-дружески. На этот раз она его не оттолкнула. Мыслями она уже была далеко. Сначала от разнообразия, которое ей предлагали магазины, у Николь закружилась голова. Но она была девушкой практичной и, хотя имела на руках крупную сумму денег, всю ее на наряды тратить не собиралась. Только самое необходимое. В итоге она приобрела блузку с пышным воротником модного в этом сезоне цвета цикламена, черную юбку-карандаш из тонкой шерсти с красивым ремешком, длинный объемный кардиган цвета топленого молока и, наконец, вечернее платье из плотного зеленого атласа, деликатно отделанное золотым шитьем. Последнее она приобрела в бутике «Ланвен», который очень популярен среди интеллигентных француженок. А Николь относила себя именно к ним. Что касается обуви, то к вечернему платью она, не удержавшись, купила туфли из лаковой кожи от Маноло Бланика. Ей хотелось прикупить к вечернему платью еще и какое-нибудь украшение, но то, что нравилось, стоило слишком дорого. Может быть, в другой раз, подумала она. Но и без украшений настроение у Николь было отличное. Всю дорогу она напевала арии из любимых опер, и время пролетело незаметно. Неся в дом многочисленные покупки, она чмокнула дядюшку Бено в щеку. — Что случилось? — удивился тот, глядя на оживленную племянницу. — Да вот неожиданно для самой себя совершила подвиг: прошлась в Бордо по магазинам и наконец-то обновила свой гардероб, — весело прощебетала Николь. — Кстати, дядя, завтра тебя собирается навестить месье Лану. Так вот в чем причина твоего радостного настроения и обновления гардероба! — чуть не произнес дядюшка Бено вслух, но вовремя прикусил язык. Эти двое явно неравнодушны друг к Другу. Но мне не остается ничего, как проявлять Деликатность и делать вид, что ничего не происходит. — Очень рад. Давно не видел Антуана и Уже успел по нему соскучиться, — сказал он. — К тому же я чувствую себя гораздо лучше. И с Удовольствием отведаю с Антуаном твоей замечательной стряпни. — Но что же приготовить? Я не знаю, что любит месье. — Не волнуйся ты так! Антуан не привередлив, а ты отличная хозяйка. Он с удовольствием съест все, что ты приготовишь, — успокоил ее он. А про себя подумал: Антуан едет не для того, чтобы только проведать меня и поужинать в моей компании. В первую очередь он хочет побыть с тобой наедине, глупая ты девчонка. Несмотря на усталость, в Николь кипело еще столько нерастраченной энергии, что в одиннадцать часов вечера, кликнув Лулу, она на велосипеде умчалась в лес. Урожай трюфелей и в эту ночь был просто замечательным. Вернувшись домой, Николь отложила в сторону и аккуратно завернула в белые носовые платки грибы, предназначенные для Антуана, а парочку отложила для себя. Она уже решила, что приготовит на ужин. 5 Антуан подъехал к дому дядюшки Бено около пяти часов. Дверь тотчас же распахнулась. На пороге появилась Николь. Но Антуан ее сразу даже не узнал. Она была одета в шикарную шелковую блузку цвета цикламена и модную юбку-карандаш. Девушка казалась выше в туфлях на каблучках, а ее волосы в лучах закатного солнца отливали золотом. — Боже, Николь, как ты прекрасна! Тебе очень идет этот наряд! — воскликнул Антуан и протянул ей руку. — Это все улица Святой Екатерины, — ответила Николь. Они стояли, держась за руки и глядя в глаза друг другу. — Милая, милая Николь, — прошептал Антуан и вдруг прильнул к ее губам. Поцелуй потряс Николь. Дрожь пробежала по телу. Время остановилось. Обстановку разрядил дядюшка Бено. Он появился в дверях и, делая вид, что ничего не замечает, радостно воскликнул: — Я услышал, как ты подъехал, Антуан! Заходи же в дом. А то вечера становятся прохладными. Они уселись на диван в гостиной, которая выглядела еще нарядней из-за роскошных осенних роз, стоявших в старинной вазе. Перехватив взгляд Антуана, дядюшка Бено растроганно произнес: — Это все Николь. Она восстановила традицию, существовавшую при жизни моей дорогой Изабель: в доме в любое время года должны стоять свежие цветы. Пока Антуан беседовал с дядюшкой Бено, расспрашивая его о здоровье, Николь хлопотала в столовой. До мужчин стали доноситься восхитительные ароматы, которые не могли оставить их равнодушными. — Чуть не забыл! Я же привез кое-что к ужину! — воскликнул Антуан и протянул Николь тяжелый пакет. В нем лежало две бутылки знаменитого бордоского вина «Шато лафит Ротшильд» и шампанское. Немудрено, что ты чуть не забыл, подумал Дядюшка Бено. Ты, дружок, совсем потерял голову из-за моей племянницы. Наконец, когда мужчины обсудили и вопросы здоровья, и состояние дел в отеле и в ресторане Антуана, Николь пригласила их за стол. Он был застелен старинной скатертью из небеленого полотна, которую вышили монахини из соседнего монастыря. В серебряных, начищенных до блеска подсвечниках горели восковые свечи, рюмки и бокалы из знаменитого толстого зеленого ли-можского стекла призывно мерцали возле аппетитных перигорских фаянсовых тарелок. — Сегодня ночью я, как обычно, собирала трюфели. Корзиночка ждет вас в кладовой, месье Лану. А два гриба я отложила, чтобы приготовить вам на ужин фуа-гра с трюфелями по-перигорски. — И Николь поставила перед каждым тарелку с деликатесом. — К такому чуду подходит только шампанское! — воскликнул Антуан и, открыв бутылку, налил всем в бокалы. — Да, это фуа-гра отличается от того, что готовит Патрик, но мне оно очень понравилось. Если поделишься секретом, то мы включим его в меню нашего ресторана. С твоего разрешения, конечно. Николь выглядела польщенной. — В Перигоре это блюдо действительно готовят по-особому, и я рада, что вы почувствовали разницу, месье Лану. — Прошу тебя, Николь! — вдруг взмолился дядюшка Бено. — Что ты все «месье» да «месье». Неужели не можешь звать его просто Антуаном? Хотя бы сегодня вечером? — Я уже просил Николь, но… она не согласилась, — подал голос Антуан. — Нет, я не могу так, — замотала головой Николь. — Ты упрямая девчонка! — рассердился дядюшка Бено. — Но сегодня ведь случай особый. Здесь, у меня дома, ты можешь звать его Антуаном. А в его офисе в Бордо — в присутствии посторонних — продолжать месьекать. Согласна на такой компромисс? — Я попробую. — Ну вот и хорошо. А теперь продолжай нас удивлять. Какое следующее блюдо? — Дикая утка с яблоками. Утку подстрелил сегодня утром наш сосед, Эдуар Мориак, а яблоки — из собственного сада, — пояснила Николь и убежала на кухню. Через минуту она уже вносила в столовую огромное блюдо, распространявшее соблазнительные ароматы. Николь поставила его перед собой и, ловко орудуя большим острым ножом и вилкой, стала отрезать аппетитные кусочки. Запивая это блюдо шато-лафитом, вся компания постепенно пришла в самое благодушное настроение. И поэтому, когда, убрав все со стола, Николь внесла кофе и блюдо с какими-то непонятными высокими темными предметами, мужчины стали весело перемигиваться. — Что это? — спросил наконец дядюшка Бено. — Я ничего подобного в жизни не видел. — Это знаменитые пирожные Безансона «Гюстав Курбе». — Но как ты их приготовила? Ведь это секрет Поля! — воскликнул дядюшка Бено и тут же прикусил язык. Имел ли он право произносить это имя? — Не волнуйся так, дядя. Прошло время, и мы теперь с Полем настоящие друзья. Без обид и ревности. Он выкупил мою долю. И сегодня я вполне обеспеченная женщина. Он был так доволен, что в благодарность поделился со мной секретом изготовления пирожных. Ну как, вкусно? Мужчины дружно закивали, потому что не могли произнести ни слова — рты их были заполнены бесподобным десертом. — Это настоящее чудо кондитерского искусства, — сделал вывод Антуан. Он просто светился от удовольствия, хотя на самом деле это был результат не только отлично приготовленного ужина, но и сообщения Николь, что Поль теперь не занимает ее сердца и обиды нет в ее душе. Мужчины взяли кофе и перешли в гостиную. Николь включила музыку. — А не продемонстрируешь ли ты нам вчерашние покупки? Ты ведь так ничего мне и не показала! — с обидой произнес дядюшка Бено. — Кроме того, что надела к ужину. — Да, Николь, я тоже присоединяюсь к этой просьбе, — сказал Антуан. Николь загадочно улыбнулась и покинула гостиную. Вскоре она вернулась и начала демонстрировать все обновки, какие приобрела на улице Святой Екатерины. Мужчины полностью одобрили ее выбор. А напоследок она надела вечернее платье из зеленого атласа и лаковые туфли в тон. Внезапно Антуан вскочил с кресла и подошел к Николь. — Платье отличное и очень идет к твоим глазам. Но, мне кажется, здесь не хватает одной детали. — Он полез в карман пиджака, вытащил оттуда плоскую коробочку и открыл ее. В ней лежала золотая цепочка с изумрудным кулоном. Именно этим украшением любовалась Николь накануне. — Позволь мне, — пробормотал Антуан и ловко застегнул цепочку у нее на шее. Изумруд уютно лег в загорелую впадину между грудей. — А теперь я хотел бы пригласить тебя на танец. Раздались звуки любимого вальса Николь из кинофильма «Крестный отец». Дядюшка Бено незаметно выскользнул из гостиной, но Антуан и Николь, казалось, этого не заметили. — Представляешь, Антуан, я любовалась этим украшением вчера в магазине, но не решилась купить. Ой, я назвала тебя на «ты», — засмеялась она, одновременно смущенная и довольная. — Как ты угадал, что это именно то, о чем я мечтала? — А я и не угадывал. Более того, купил его, не зная, что ты приобрела платье изумрудного цвета. Не кажется ли тебе что это не простое совпадение? — И он заглянул в ее ставшие бездонными зеленые глаза. — Знаешь, Николь, — прошептал он, — я никогда никому не завидовал. Но сейчас — только не считай меня пошляком — я завидую изумруду, так чудесно устроившемуся у тебя на груди. Николь покраснела и протянула руку к украшению. Но было уже поздно. — Милая… милая… милая Николь! — прошептал Антуан, целуя ее в шею. Николь задрожала. Как же на нее подействовал этот поцелуй! Наверное, я люблю ее! — восторженно подумал Антуан. И вдруг почувствовал, как руки Николь обвили его шею и она прильнула к его губам. Они стояли, раскачиваясь из стороны в сторону и сжимая друг друга в объятиях. Такой страсти Николь еще никогда не испытывала — пугающей и одновременно восхитительной. Казалось, их тела слились воедино и никакая сила не могла расцепить их объятия. Сколько простояли они так, они не знали. Может быть, целую вечность? А они и не заметили. И вдруг в кармане пиджака Антуана зазвонил мобильник. Этот звук был оглушительнее грома, громче выстрела. Он заставил их разжать объятия и буквально отскочить друг от друга. Антуан, как сомнамбула, поднес трубку к уху. — Да? Слушаю тебя, Ингрид. Да, я все еще у дядюшки Бено. Он чувствует себя гораздо лучше, и мы это дело отметили. Да, немного перебрали, и поэтому я не сяду сегодня за руль. Дядюшка Бено предложил мне ночлег, но рано утром я возвращаюсь в Бордо. Где Николь? Это тебя так интересует? Она отправилась в лес собирать трюфели. Хорошо, я передам ей твои приветы… если увижу. Пока, дорогая. — И он отключил мобильник. Не говоря ни слова и не глядя на Николь, застывшую в углу комнаты, Антуан выбежал из гостиной. Николь задрожала. Что она наделала?! Как могла так пылко ответить на поцелуй Антуана?! А эти безумные объятия, которые смог прервать только звонок Ингрид? Николь тихонько заплакала, устыдившись своего легкомыслия. В комнату заглянул дядюшка Бено. Подойдя к плачущей племяннице, он осторожно обнял ее и стал гладить по голове, как маленькую. — Я уложил Антуана в гостевой комнате. Сегодня он явно выпил лишнего. А ты поплачь, девочка! Вот ты и узнала, что такое любовь! Помнишь наш разговор в этой самой комнате всего три месяца назад? — Но я не люблю Антуана! — яростно закричала Николь. — Надеюсь, что не любишь, — миролюбиво ответил дядюшка Бено. — Ведь он женат. — Но все-таки я его хочу! Дядюшка Бено захохотал. — Если ты говоришь, что не любишь его, то тогда то, что ты к нему испытываешь, называется желанием, страстью. Церковь учит нас стыдиться этих чувств. Но ты так не поступай: они в человеческой природе. И все же мне кажется, что ты лукавишь: ты любишь Антуана. А если это любовь, тебе стыдиться вообще нечего. — Я же сказала, что не люблю его, — теперь уже тихо ответила Николь. — Ты просто очень устала. Не терзай себя, ложись спать. Как говорят, утро вечера мудренее. Николь как подкошенная рухнула на кровать и очень скоро провалилась в глубокий сон. Было уже поздно, когда Николь открыла глаза. На ее пододеяльнике лежала алая роза, а на тумбочке белела записка. Николь схватила ее и впилась глазами в слова, написанные рукой Антуана: «Прости, если можешь». На глазах Николь выступили слезы. За что просил он прощения? За безумные объятия и поцелуи или за звонок своей высокомерной жены, который прервал это безумие? А может, за то, что ему не хватило смелости признаться жене, что Николь рядом? Ах, Антуан, Антуан, могу ли я тебе верить или ты разобьешь мое сердце? Она так и не пришла ни к какому решению. Но природная практичность взяла верх над безрассудством. И, занявшись обычными делами, Николь постепенно успокоилась. Дядюшка Бено вел себя в этот день очень тактично. Он почти не появлялся на глаза Николь, а что-то мастерил у себя в комнате, напевая любимую песенку. Только под вечер он сказал Николь, что чувствует себя выздоровевшим и отправляется вместо нее в лес. Николь согласилась. Идти этой ночью в лес у нее почему-то не было сил. А когда она представила, что рано утром с корзиной трюфелей ей придется отправиться в Бордо и там встретиться с Антуаном, у нее задрожали коленки. Что она ему скажет? Сможет ли сдержаться и не броситься в его объятия? А если он окажет ей ледяной прием или встретит равнодушно? Этого она не переживет! Нет, пусть в Бордо едет дядюшка Бено. Пройдет время — и она что-нибудь придумает. Ведь из любой ситуации можно найти выход. Из любой? Но эта ситуация была особенной. И все-таки… Пусть едет дядюшка Бено. Поняв, что сегодня ночью она отправляется на охоту с хозяином, преданная Лулу радостно залаяла. Проводив дядюшку, Николь тут же легла спать. Она надеялась, что, как и в предыдущую ночь, ей удастся провалиться в спасительный крепкий сон. Но не тут-то было: перед ее глазами все время стоял Антуан. Его высокая спортивная фигура, черные волнистые волосы, нос с горбинкой и темно-карие глаза, пылавшие нескрываемой страстью. Она ворочалась с боку на бок, но сон все не шел. И только когда скрипнула дверь — это из леса вернулся дядюшка Бено, — она задремала. Утром она накормила дядю завтраком и только тогда заметила, что его корзиночка доверху полна трюфелей. — Урожай этой осенью просто отменный! — радостно прокомментировал дядюшка Бено, который во время болезни явно соскучился по любимому делу. Он умчался в Бордо и вернулся только к обеду. Положив конверт с деньгами на буфет, молча сел за стол. Николь пристроилась напротив. Она просто умирала от любопытства, но ждала, что первым начнет разговор дядя. И не ошиблась. — Ну что же ты не спросишь, как мы встретились с Антуаном? — поинтересовался он, внимательно глядя на племянницу. — И как же вы встретились? — Надев, как ей казалось, маску безразличия, равнодушным голосом спросила Николь. — Впервые я убедился, что Антуан не очень-то рад видеть меня. — Он сделал театральную паузу. — Он явно ждал другого человека. Вернее, другую. — Ты хочешь сказать… — прошептала Николь, и ее зеленые глаза осветились радостью. — Да-да, Антуан ждал именно тебя! Но тут в кабинет ворвалась мадам Лану, и мы с ним мгновенно поняли: очень хорошо, что Ингрид застала здесь меня, а не тебя. Я никогда не видел эту холодную, рассудочную женщину в таком состоянии. Она просто кипела от ярости! — Ну почему? Я не давала ей повода. — Думаю, она ревнует Антуана к тебе. Я не замечал, чтобы она его пылко любила или заботилась о нем. Но Антуан богат, популярен и уважаем. А Ингрид очень тщеславная женщина, привыкшая тратить на себя огромные суммы, быть в центре внимания. Ей не хочется терять все это. — Но я не собираюсь отбирать у нее Антуана! — запальчиво воскликнула Николь. — Знаешь, девочка, если бы она увидела вас вчера в гостиной, танцующими и забывшими обо всем на свете, она бы подумала иначе. Николь покраснела. — Значит, я разлучница? Дрянная девчонка, стремящаяся увести богатого мужа от красавицы-жены? — Я этого не говорил. Это сказала ты. Но, думаю, все не так просто. Мне кажется, Антуан любит тебя. И влюбился в тебя сразу, как только увидел. Вспомни, как он интересовался тобой, доехала ли ты, и все твердил, какая у меня прекрасная племянница. Раньше он этого никогда не делал и был довольно спокоен в отношениях с женщинами. А теперь изменился. Видимо, он просто устал от равнодушия своей жены, думающей не о нем, а только о его деньгах. К тому же он хочет детей. У всех его сестер много детей. Не забывай, он вырос в многодетной семье. Ингрид говорит, что еще не готова стать матерью. Представляешь — ему уже почти тридцать, а она все готова… И тут появляешься ты — чистая, юная, хрупкая… Одновременно работящая, умная, деловая. И эта твоя внешняя хрупкость в сочетании с твердым характером и умом его мгновенно покоряют. Да-да, я давно не видел Антуана таким оживленным, с горящими глазами. Ему хочется защитить тебя, и в то же время ты, будучи опытным тартюффайо, приносишь славу и доход его ресторану. Он, такой мужественный сильный, оказывается, зависит от тебя, такой хрупкой и внешне беззащитной. Это сводит его ума. Вот так, по моему мнению, обстоят дела. А ты как считаешь? Николь сидела за столом со скорбным видом. Глаза ее, горевшие до этого как два зеленых огонька, потухли. — Не знаю, что и ответить. Ты так долго и складно говорил… Я и не подозревала, что ты обладаешь такими ораторскими способностями! Но, дядя, ты забыл одну простую вещь: я свободна. А он женах Что же делать? Ингрид его без боя не отдаст. А я не хочу ни боя, ни скандала. Остается одно… — Она задумалась. И наконец тряхнув гривой волос, заявила: — Думаю, надо дать событиям развиваться естественным путем. Как говорила в таких случаях Скарлетт О'Хара? «Я подумаю об этом завтра». Да, наверное, правильнее не принимать сегодня никакого решения — сама жизнь подскажет его. — И все же, девочка, не надо так грустить. Что ты потухла, как залитый водой костер? Улыбнись! Ведь в твою жизнь ворвалась любовь! Антуан мой друг и замечательный человек. А ты мне как дочь. Своих детей у нас с Изабель ведь не было. Конечно, я хочу, чтобы мой друг и моя дочь были вместе. Может быть, они и сами это не до конца понимают, но я-то вижу: они любят друг друга! Но жизнь штука сложная. Видимо, ты права — жизнь сама подскажет правильное решение. А наша задача не торопить события. Несколько дней подряд дядюшка Бено ездил в Бордо сам. Но к субботе понял, что простуда, так до конца и не вылеченная, снова дает о себе знать. И тогда в лес в сопровождении верной Лулу отправилась Николь. Ей повезло: корзина ее вскоре была полна отличных трюфелей. А рано утром, надев новый кардиган, она уже мчалась к Бордо. Сердце ее замирало от предстоящей встречи с Антуаном. Но волнения ее были напрасны. Встреча не состоялась. Оказалось, что Антуан вылетел по делам в Париж. В одно мгновение яркий осенний день померк для Николь. Все вокруг стало серым и тусклым. Стараясь не выдать своего огорчения, она спустилась на кухню, чтобы вручить трюфели Патрику. Шеф-повар бросился ей навстречу. Было очевидно, что он рад видеть ее. И Николь, которая была не только огорчена отсутствием Антуана, но и немного обижена на его поведение в Перигоре сразу после звонка жены, позволила обиде заглушить голос сердца. Протянув вперед корзиночку с грибами, она кокетливо улыбнулась Патрику. — Ну что, гений кухни, нравятся тебе мои трюфели? — Конечно, Николь. Они выше всяческих похвал. Но сама ты в миллион раз лучше любых трюфелей. Ты же видишь, я очарован тобой. И хотел бы, чтобы наши отношения носили менее формальный характер. — Что ты имеешь в виду? — Ну хотя бы, чтобы ты для начала попробовала мою стряпню. — Согласна. — Тогда садись за мой рабочий столик, и я угощу тебя свежайшим картофельным пюре с трюфелями. Попробовав это блюдо, Николь блаженно закатила глаза. — Правду говорят люди, ты, Патрик, выдающийся мастер. Ничего вкуснее в своей жизни я не ела. Хотя сама готовлю, как считает дядюшка Бено, очень даже неплохо. Но гения от просто хорошего повара отличить могу. Спасибо тебе, Патрик. Ирландец был явно польщен. — Ты могла бы поцеловать меня, — игриво протянул он. Николь встала и запечатлела на его щеке легкий дружеский поцелуй. — Ты что, милая, с ума сошла? Я ждал от тебя другого! — И Патрик впился в ее губы жадным поцелуем. Он все теснее и теснее прижимался к ней, и Николь почувствовала, как в нем растет желание. — Пошли в подсобку. Там есть диванчик, — обезумев от страсти, шептал он ей в ухо. Николь мгновенно пришла в себя. От ее кокетства не осталось и следа. — Оставь меня, Патрик! — Она попыталась вырваться из его объятий. — Я готова восхищаться твоим искусством, готова по-дружески общаться с тобой, но до диванчика, надеюсь, дело у нас не дойдет. — Еще как дойдет! — прохрипел Патрик, тяжело дыша и по-прежнему сжимая ее в мощном кольце своих рук. — Не корчи из себя принцессу. Я и не таких обламывал. — И он с силой потащил ее в коридор. Николь испугалась. Но она не собиралась сдаваться. Извернувшись, она ударила повара коленкой в пах. Ирландец взвыл от боли и ослабил хватку. Николь воспользовалась этим и убежала. — Ну, сучка, ты еще будешь молить меня о пощаде! — просипел Патрик, с трудом приходя в себя. Потирая ушибленное место и морщась, ирландец вернулся на кухню. Он был так зол, что даже не обернулся, когда услышал голос мадам Лану. — Что здесь произошло? Эта девчонка Николь промчалась мимо меня как ошпаренная, даже не поздоровавшись. Что и говорить, невоспитанная деревенщина. Так что же произошло? — Мадам, вы правильно назвали Николь деревенщиной. Эта простушка взвилась до потолка, когда я ей кое-что предложил. — А что ж ты мог ей предложить, ирландец? — с интересом посмотрела на него Ингрид. — Ну, в общем… — начал мямлить повар. — Говори же, я женщина понятливая! — Короче, я предложил ей быстрый секс в подсобке, — нехотя выдавил Патрик. — А она стала корчить из себя недотрогу. А потом ударила меня коленом в пах, едва не лишив мужского достоинства. — Так ты, бедняжка, весь горишь и страдаешь от неудовлетворенного желания? — засмеялась Ингрид и приблизилась к нему. Ее глаза загорелись каким-то странным огнем. — Ну что ж, пожалуй я смогу тебе помочь. Веди меня в подсобку! Ирландец откатился в сторону, с трудом переведя дыхание, и тихо пробормотал: — Никогда не думал, Ингрид, что ты снизойдешь до меня. Ты всегда казалась мне такой недоступной… — Ну что поделать! Антуан улетел в Париж, а я без секса не могу прожить и дня, — откровенно призналась она. — К тому же в последнее время мой дражайший супруг стал каким-то вялым, пассивным. Думает о чем-то своем, а мне как женщине уделяет все меньше и меньше внимания. Но меня это не устраивает. Я к такому не привыкла. Я ведь женщина чувственная, темпераментная. — Я это заметил! — удовлетворенно хмыкнул Патрик. — Не очень-то зазнавайся! — осадила его Ингрид. — Не подвернулся бы ты, я нашла бы кого-нибудь другого. Повторяю, я без мужчины не могу прожить и дня. А Антуан манкирует своими супружескими обязанностями. Ну да ему же будет хуже. — Она потянулась, как сытая кошка. — Мне понравилось тут у тебя, в подсобке. И я могла бы продолжить наши игры, если ты угостишь меня трюфелями с твоими бабушкиными травками. Когда-то ты намекал мне, что это афродизиаки. Или я тебя не так поняла? — Взгляд ее голубых глаз стал жестким. Патрик смутился. Он ведь уже иногда добавлял — правда, тайно и в микроскопических дозах — эти травки Ингрид. — Про трюфели некоторые говорят, что они афродизиаками не являются, хотя лично я так не считаю. А вот травки моей бабушки-друидки — это уж точно афродизиаки! Но тебе, голубушка, — он фамильярно похлопал Ингрид по крепкой попке, — они не нужны, у тебя и без них бешеный темперамент. — А я все равно хочу их попробовать, — протянула Ингрид, и взгляд ее затуманился. Патрик сразу стал серьезным: — Ладно, слово госпожи — закон. Сейчас принесу волшебный напиток. — Он исчез и вернулся через несколько минут, с большой осторожностью неся чашку с горячим отваром. — Вот, попробуй. Только, смотри, не привыкни. А то потом подсядешь на них, как на наркотики. Ингрид ничего не ответила и молча выпила полчашки. Остальное она милостиво протянула Патрику. — А теперь — ты. И посмотрим, как это варево на нас подействует. Они прилегли на кушетку. Прошло несколько минут, и они вскочили и, яростно блестя глазами, буквально набросились друг на друга. — Молодец твоя бабка! Мне ее варево очень понравилось! — задыхаясь прокричала в ухо Патрику Ингрид. — Пожалуй, я и завтра приду к тебе в подсобку. Вместо ответа он притянул к себе Ингрид, и их тела снова сплелись в безумном экстазе. Но Николь об этом ничего не знала. Она даже не догадывалась, что Патрик, оскорбленный ее отказом, переключился на Ингрид. Но при этом ирландец, несмотря на безумный секс с женой босса, ничего не забыл. Он мечтал отомстить Николь, когда наступит подходящий момент. 6 Вернувшись из Парижа, Антуан свой первый звонок сделал дядюшке Бено. — Как ты себя чувствуешь, дружище? — искренне поинтересовался он. — Со мной-то все в порядке, — ответил старик. И, понимая, что Антуана также интересует все, связанное с Николь, добавил: — А вот моя племянница вернулась из Бордо сама не своя. — Ты хочешь сказать, что не знаешь, что там произошло? — забеспокоился Антуан. — Это она не хочет об этом говорить, так что… А вот и Николь, — искусственно бодрым голоском произнес Бено. — Передаю ей трубку. — Здравствуй, Николь, — приветствовал ее Антуан, не зная, как правильно построить разговор с девушкой, чем-то очень расстроенной. — Я вернулся в Бордо. Я много раз порывался позвонить тебе в Перигор, но у тебя же нет мобильника! А мне так хотелось, чтобы мы поговорили свободно, не стесняясь дядюшки Бено. Николь молчала, тяжело дыша в трубку. — Я хочу тебя видеть, Николь, — взволнованно произнес Антуан. — Ты сможешь приехать в Бордо завтра? — С трюфелями? — Ну что ж, можно и с трюфелями. — Хорошо, — несколько печально ответила она. — Я приеду. Но когда она утром вошла в кабинет Антуана, то не могла скрыть радости от встречи с ним. — Боже, как же я соскучился! — воскликнул Антуан и протянул ей коробочку, завернутую в золотую фольгу. — Что это? — удивилась Николь. — Мобильник. Мне кажется, он соответствует твоему стилю — изящный и одновременно деловой. Николь нетерпеливо развернула оберточную бумагу. — Телефон фирмы «Нокиа»… Это очень дорогой подарок, Антуан. Я не могу принять его, — покраснев, произнесла она. — Считай, что это чисто рабочий момент. Мне просто нужно быть на связи со всеми моими поставщиками, включая лучшего тартюффайо. — Ну, если это только рабочий момент… — протянула Николь. — Мобильник — это мелочь. Ты же понимаешь, я мог бы осыпать тебя драгоценностями, но ты бы ведь их отвергла… — Конечно, отвергла! — с негодованием воскликнула Николь. — Я не хочу спорить с тобой. Сегодня чудесный день, мы снова вместе. Я соскучился по тебе, — пробормотал Антуан. Внезапно он оказался рядом с ней и обнял ее. Она растаяла в крепком кольце его рук. А потом опомнилась. — Нет, не надо, я не хочу! — запротестовала Николь. — Но почему? Я тебе противен? — Конечно нет. И ты знаешь это. Я просто… не хочу хотеть тебя. Антуан засмеялся. Николь побледнела. На глазах ее показались слезы. — Ведь ты женат. А у меня в жизни и так было достаточно разочарований. — Она попыталась вырваться из его объятий. — Только не уходи! — стал умолять ее Антуан. — Позволь мне сказать: я люблю тебя, Николь! Люблю с первой нашей встречи. Да, я не свободен. Но я что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю! Я ведь чувствую, что и Ингрид не любит меня. Видимо, наш брак дал трещину. И с этим ничего не поделаешь. Недаром говорят, что семь лет — это самый критический срок для брака. А мы женаты ровно семь лет. — И все же нам не надо здесь встречаться, — грустно покачала головой Николь. — Я больше не буду приезжать в Бордо, пусть даже и с трюфелями. Тем более что сезон сбора грибов скоро заканчивается. — И что ты тогда будешь делать? — поинтересовался Антуан. — Пока не знаю. Может, вложу деньги в развитие туристического бизнеса в Перигоре. А может, в космическую индустрию в Бордо. Это же очень перспективное дело. — И Николь улыбнулась. — Ты меня не перестаешь поражать! — восхищенно произнес Антуан. — Из нас двоих настоящий бизнесмен — это ты, хрупкая и нежная Николь. И я тебя за это люблю еще больше. — Он с обожанием посмотрел в ее зеленые глаза. — И все же я должна покинуть тебя, Антуан. Ты можешь приезжать ко мне в Перигор. Тем более что теперь мы имеем возможность договориться об этом по мобильнику. — Глаза ее лукаво блеснули. — А сюда я больше приезжать не буду. И не только из-за тебя. — Она нахмурилась. — В чем дело? Скажи мне правду! — потребовал Антуан. — Патрик ко мне пристает, — сообщила после паузы Николь. — Так ты из-за этого вернулась в Перигор расстроенная? — Откуда ты знаешь? — Дядюшка Бено сказал. — Ах он старый болтун! — Нет, он просто любит тебя и беспокоится. — И все подмечает. Он очень глазастый. — Да, это правда. Но как может быть иначе? Он же опытный охотник за трюфелями! — Анту-ан замолчал, а потом тихо произнес: — Я согласен на твои условия, Николь. Я буду приезжать к тебе в Перигор. А сейчас… — Он прильнул к ее губам в нетерпеливом поцелуе. Потом отстранился и глухо произнес: — Иди. А то я за себя не ручаюсь. Неделю спустя в доме дядюшки Бено раздался звонок. Николь сама взяла трубку. — Здравствуй, Николь, — услышала она голос Антуана. По ее телу пробежала сладкая дрожь. — Здравствуй, Антуан, — только и смогла выдохнуть она. — Ты готова встретиться со мной? — Где? — В Перигоре, конечно. — Ну разумеется. — Она улыбнулась: — Когда ты собираешься приехать? — Я уже приехал. Иди встречай меня — я стою прямо перед входом в дом. — Он засмеялся. — Ты что же, не поняла, что я звонил тебе по мобильному? — Нет. Но… — Николь вспыхнула. Боже, она же совсем не готова! Если бы Антуан догадался заранее предупредить ее… А так… она даже не переоделась. Впрочем, разве это имеет какое-то значение? — Выходи, Николь, — нетерпеливо произнес Антуан. — Я так соскучился по тебе! Отбросив сомнения, она выскочила из дому. Антуан стоял возле калитки. В руках у него был огромный букет роз. — Ах, Антуан… — Николь покачала головой. — Как это мило с твоей стороны! — Она оказалась в объятиях Антуана, и все поплыло перед ее глазами. Наконец он отпустил ее. — Цветы — это еще не все, — усмехнулся он. — У меня для тебя есть и другой подарок. — Какой же? — Это сюрприз. — Подойдя к багажнику машины, Антуан извлек оттуда большую картонную коробку. Николь попыталась разобрать, что на ней написано, но это было бесполезно — коробка была обернута в подарочную бумагу. — Я же говорил, это сюрприз! — засмеялся Антуан. — Пошли в дом — там все посмотришь. Они вошли в дом. Николь поставила цветы в вазу, и по дому разлился нежно-сладкий аромат роз. Антуан торжественно водрузил коробку на стол. — Ну что ж, пришло время познакомиться с сюрпризом, — провозгласил он. — Открывай! Николь разрезала бумагу. Под ней оказалась изящная коробка из серого картона — без единой надписи. Что же в ней может быть? — терялась в догадках Николь. Она раскрыла коробку и ахнула. В ней лежал брючный костюм фантастического синего цвета. Шелковая ткань переливалась и казалась живой. — Пожалуйста, примерь его, я хочу убедиться, что выбрал правильно. — Голос Антуана чуть подрагивал от волнения. Схватив костюм, Николь убежала в спальню. Она выложила его на кровать и посмотрела на ярлык. «Шанель»… Так вот почему костюм выглядел безупречно. Это была настоящая «Шанель»! Николь надела наряд и подошла к зеркалу. Костюм прекрасно подчеркивал линии ее тела и сидел на ней с той непревзойденной рафинированной элегантностью, которая и всегда отличала эту прославленную марку. Николь выбежала из спальни: — Ну как, тебе нравится? — Она покрутилась перед Антуаном и затем остановилась, заглядывая в его глаза. — Нравится? — тихо спросила она. — Я просто не могу отвести от тебя глаз, — признался он. — Ты в любом наряде выглядишь просто замечательно, но в этом — особенно. — Он покачал головой. — Я так волновался — не был уверен, что угадал твой размер. — Ты не ошибся, — засмеялась Николь. — Ты хорошо запомнил мой размер! — Почувствовав, что выражается чересчур уж откровенно, она смутилась. На ее щеках показался легкий румянец, который сделал ее еще очаровательней. — Только я не смогу носить этот костюм здесь, в Перигоре. — Но почему? — удивленно протянул Антуан. — Здесь никто не носит модной одежды, — протянула Николь. — Все женщины в Перигоре одеваются довольно скромно, и если я появлюсь здесь в таком костюме, то буду выглядеть белой вороной. — О чем ты говоришь, Николь! Ты будешь выглядеть фантастически, и все будут просто любоваться тобой! — Нет, Антуан, не уговаривай. Я знаю, что говорю. Я все-таки пожила здесь достаточно долго и имею представление, как выглядит местная публика, особенно женщины. Носить здесь такой костюм все равно что бросать вызов окружающим. Никто, может быть, и не скажет ничего, но про себя подумают: чего эта девчонка так выпендривается? — А если бы мы были в Бордо, ты носила бы этот костюм? — тихо спросил Антуан. — Ну конечно! — вырвалось у Николь. — Давай сделаем так: я отвезу костюм в Бордо и положу его в подсобку ресторана, — проговорил Антуан, глядя ей в глаза. — И когда ты снова окажешься там — неважно как, то просто возьмешь этот костюм из подсобки и наденешь его. Идет? Николь неуверенно кивнула. — Но только я не знаю, когда это случится. Я же не собираюсь приезжать в Бордо. — Этот костюм будет залогом того, что когда-нибудь ты обязательно туда приедешь! — с жаром произнес Антуан, притягивая ее к себе и горячо целуя в губы. — Я уверен, что это случится. И, быть может, гораздо раньше, чем мы оба предполагаем! Николь таяла в его объятиях. Она не слышала ничего, кроме его голоса — такого родного, пронизанного искренней, горячей любовью. В эту минуту ей было так хорошо! Только… что же делать с Ингрид? — Антуан, а как же Ингрид? — тихо спросила она. Лицо Антуана окаменело. — Я уже говорил тебе: наши супружеские отношения разладились, — глухо произнес он. — Она не желает иметь детей, не хочет даже обсуждать этот вопрос. И я понял, что ничто, похоже, не сможет заставить ее изменить эту ситуацию. А что же это за жена, которая не желает иметь детей от собственного мужа? — Он заглянул Николь в глаза. — Ты понимаешь? — Кажется, да. — Поэтому наш развод с Ингрид — это лишь вопрос времени. Это должно случиться… рано или поздно. И тогда уже ничто не сможет помешать нам быть вместе! Ничто и никто на всем белом свете! А пока я хочу, чтобы этот костюм лежал в Бордо и дожидался тебя — как залог того, что наша встреча обязательно состоится. — Хорошо, Антуан. Если ты этого хочешь… — прошептала Николь и спрятала сияющее лицо у него на груди. Боже, как же она была счастлива! Она была по-настоящему любима — теперь в этом не оставалось и капли сомнения. Прошла еще неделя. После очередного похода в лес дядюшка Бено пробурчал: — Хочешь не хочешь, Николь, а придется тебе ехать сегодня в Бордо. — Почему? — Поясницу прихватило, — вздохнул он. — Видно, староват я стал для ночных прогулок. Честно говоря, поясница разболелась так, что я еле дополз до дому. — Ах вот оно что! — воскликнула Николь. — Ну конечно же я съезжу в Бордо! Но только не говори мне больше, что ты стал староват для прогулок по ночному лесу. Лучшего тартюффайо во всем Перигоре все равно не найти, я-то знаю! Сначала Николь ехала очень быстро, буквально мчалась по трассе. Но чем ближе она подъезжала к Бордо, тем больше сбавляла скорость, точно стараясь оттянуть время неизбежной встречи с Антуаном. В голову заползали разные мысли, от которых она никак не могла отделаться. Ведь во время прошлого свидания они договорились, что она не будет приезжать к нему в Бордо. Конечно, возникли непредвиденные обстоятельства — никто не мог предположить, что дяде внезапно станет так худо, что, кроме нее, просто некому будет отвезти в Бордо драгоценные трюфели. Николь вздохнула. Как все-таки противоречива жизнь! И почему, когда любишь, все время наталкиваешься на препятствия? Она вспомнила замечательные розы, подаренные Антуаном. Роза — это символ любви. Но роз без шипов не бывает… Справа мелькнули футуристические бетонные вышки городского аэропорта, расположенного в пригороде Бордо — Мериньяке. Как же быстро пролетело время в пути! Теперь от Антуана ее отделяли лишь считанные километры. Николь даже не заметила, как ее нога сильнее надавила на акселератор и машина точно на крыльях понеслась вперед. Антуан, сидя в кабинете, просматривал деловые бумаги. В углу с кипой модных журналов на коленях пристроилась Ингрид. Лившийся из окна свет окружил золотистым сиянием ее волосы, и Антуан невольно подумал — как же фантастически красива она в профиль! Но почему, глядя на нее теперь, он больше не испытывает того безоглядного, сумасшедшего счастья, как когда-то в Гренландии? — Ингрид, — тихо проронил он, — нам надо серьезно поговорить. — Да, дорогой? — Она отложила в сторону журнал. — Почему ты не хочешь иметь детей? — Какая глупость, Антуан! — Ингрид звонко рассмеялась. — Почему ты решил, что я не хочу иметь детей? Антуан крепко сжал подлокотники кресла. — Но это же очевидно! — Просто я не хочу заводить их прямо сейчас. Еще слишком рано. Но наступит момент, когда у нас будут дети. Много детей, Антуан! Я тебе обещаю. — Когда же наступит этот момент? — выдохнул Антуан. — Я уже устал ждать, Ингрид. Я так мечтал о сыне… о дочери… о нормальной семье, где есть место и детскому смеху, и детским шалостям, первым детским словам и первым шагам. Но ничего этого нет! — Как же ты мне нравишься таким — горячим, порывистым, нетерпеливым! — Ингрид вплотную приблизилась к нему. — Именно поэтому я тебя и полюбила. — Она положила руки ему на плечи, ее губы оказались в каких-то миллиметрах от его губ. — А дети… они у нас будут. Я обещаю. И мы могли бы заняться этим прямо сейчас… не откладывая. От нее исходила такая волна чувственности, что Антуана невольно бросило в жар. Но он все же сумел совладать с собой. — Ингрид, — тихо, но настойчиво проговорил он, — я всякий раз слышу это от тебя — «потом», «когда-нибудь», «не сейчас». Но когда?! Когда ты скажешь мне, что готова родить мне ребенка, и когда, наконец, это случится? — Чтобы это случилось, мы должны любить друг друга. Я хочу быть твоей, Антуан. Возьми меня… возьми меня прямо сейчас! — Что ты делаешь?! Сюда в любой момент могут войти. Что подумают наши сотрудники?! Словно кошка Ингрид скользнула к двери и защелкнула замок. Вернувшись назад к мужу, она посмотрела на него блестящими от желания глазами. — Ну вот, теперь нам никто не помешает! Ее пальцы легли на его плечи, она притягивала его к себе, дрожа от возбуждения, и Антуан чувствовал, что у него остается все меньше и меньше сил сопротивляться этому колдовскому напору неприкрытой чувственности. — Ингрид, — с трудом выдавил Антуан, — так ты родишь мне ребенка? — Да… да… — Ее руки страстно обвились вокруг него и не отпускали. — Но когда? Ты столько раз обещала… Я хочу точно знать: когда? Глаза Ингрид потемнели: — Господи, Антуан, ну почему ты хочешь выяснить это сейчас, в эту минуту?! — Потому что это важно для меня! — Важнее даже, чем моя любовь? — Ее дыхание стало прерывистым. — Ингрид, — глядя ей в глаза, тихо промолвил Антуан, — иметь ребенка моя самая заветная мечта. И я хочу знать когда… В дверь громко постучали. — Не надо открывать! — страстно прошептала Ингрид. Стук возобновился — еще более громкий, еще более настойчивый. — Не подходи к двери, прошу тебя! — выдохнула Ингрид. — Хозяин! — раздался из-за двери голос Жерома. — Извините, что беспокою вас, но дело неотложное. — Что случилось, Жером? — бросил Антуан. — Привезли трюфели. Ингрид посмотрела на мужа. — Ничего не поделаешь, дорогая, — развел руками Антуан, — придется открыть. — Проклятые трюфели! — с кривой улыбкой выдавила Ингрид. — Ничего не поделаешь, — повторил Антуан. — Я сам ввел такое правило: все трюфели, которые прибывают в наш ресторан, осматриваю и оплачиваю я сам и не считаю возможным его менять. В конце концов, трюфели — самое дорогое, что у нас есть, и от них зависит буквально все. Антуан подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Николь с корзиночкой трюфелей. Заметив в глубине кабинета Ингрид, она явно смутилась. — Проходи, Николь. Мы тут обсуждали кое-что, — пригласил ее Антуан и запоздалым жестом поправил галстук, немного съехавший в сторону, когда Ингрид страстно прижималась к нему. — Дядюшка Бено снова приболел, и мне пришлось приехать вместо него, — потупив глаза, произнесла Николь. Присутствие Ингрид заметно сковывало ее. — Вот. — Она поставила перед ним корзиночку с грибами. — Извини, что разочаровала тебя, — язвительно заметила Ингрид мужу. — Конечно, куда мне до трюфелей! — И она царственной походкой выплыла из кабинета. Антуан нахмурился. Он уже разгадал тактику Ингрид: сначала пообещать ему ребенка, потом — соблазнить и погрузить его в пучину чувственных наслаждений и, наконец, забыть о своем обещании. Ингрид обманщица. Он знал теперь цену и ее словам, и ее поступкам. Он так устал от лжи собственной супруги! — Я пришла не вовремя? — по-прежнему не поднимая глаз, промолвила Николь. — Вернее, это я когда-то поспешил и принял самое важное решение в своей жизни, — произнес Антуан. — Что, дядюшка Бено совсем плох? Случилось что-то серьезное? — Да, ничего хорошего, — без улыбки ответила Николь. — Поясницу застудил. За руль ему садиться нельзя. Хотя я надеюсь, что к концу недели ему станет лучше. Правда, дядюшка попытался доказать мне, что это просто наступила старость, но я, честно говоря, подняла его на смех. — И правильно сделала, — решительно сказал Антуан. — Такому «старику», как дядюшка Бено, можно только позавидовать. Никому из молодых за ним не угнаться. Хотя, — его глаза лукаво блеснули, — если бы он сейчас не заболел, то я бы не увидел тебя, верно? — Верно. Мы же договорились, что я в Бордо приезжать больше не буду. Но тут такой случай… И все же, когда я увидела мадам, мне стало нехорошо. — Николь смутилась. — Ах, Николь-Николь… — Антуан порывисто встал из-за стола и подошел к ней. Он почувствовал, как неистово забилось его сердце, зашумело в ушах, и… привлек ее к себе. Она не сопротивлялась. — Я люблю тебя… Я люблю тебя, — повторял он с нежностью, прижимая ее к себе, чувствуя напряжение ее тела, дрожь ее пальцев на своей спине. — Я тоже люблю тебя, — услышал он в ответ. И эти ее слова были самой желанной, самой драгоценной наградой. В дверь постучали. Антуан и Николь на мгновение окаменели, а затем отпрянули друг от друга. — Войдите, — сказал Антуан хриплым, каким-то не своим голосом, автоматически поправляя галстук. В дверь просунулась голова Жерома. — Прошу извинить меня, хозяин, что снова беспокою вас, но в ресторане случилось чрезвычайное происшествие, которое требует вашего немедленного присутствия. — Моего личного присутствия? — недовольно переспросил Антуан. — А что, собственно, произошло? — Один посетитель облил другого пивом. — И ты хочешь, чтобы этим занимался я? — В голосе Антуана прорезалась язвительность, — Что, больше некому с этим справиться? — Боюсь, что нет, патрон, — вздохнул Жером. — Дело в том, что пострадавший актер Венсан Шардонне, лауреат Каннского фестиваля. А облил его пивом не кто иной, как звезда футбольного клуба «Бордо» Доминик Буйабез. — Обладатель Кубка европейских чемпионов?! — Да, того самого, что разыгрывали в прошлом году у нас в Бордо. — А отчего Буйабез вдруг накинулся на Шардонне? — Дело в том, что Шардонне пришел в ресторан со своей новой подругой, моделью Моник Лафайетт. — Но ведь… — Вот именно. До этого Моник три года встречалась с Домиником. Футболист выследил их и устроил фантастическую сцену ревности. — Жером потупил глаза. — Кроме пива, в ход пошел и томатный соус, и даже бутылка минеральной воды. И теперь все герои этой безобразной сцены сидят и больше всего на свете боятся, чтобы эта история не просочилась наружу и они не стали мишенью для скандальной прессы. Ведь Шардонне выбран на роль генерала де Голля в новом культовом фильме. А разве может достойно сыграть национального лидера человек с подмоченной репутацией? — И к тому же облитый томатным соусом, — пробормотал Антуан. — В том-то все и дело. — Жером тяжело вздохнул. — Боюсь, только вы сможете уладить этот инцидент. — Ну что ж, я постараюсь. — Антуан порывисто двинулся к двери. — Скандалы нам не нужны. У ресторана слишком хорошая репутация. А звезды порой — как дети. Их тоже надо по возможности оберегать. — Он обернулся с порога и виновато покачал головой. — Извини, Николь, что так получилось. Придется мне гасить этот пожар. — Я буду молиться, чтобы вам хватило воды, — откликнулась с улыбкой Николь. Если честно, то в глубине души она была бы даже не против, если бы газеты немножко потрепали нервы Моник Лафайетт — этой долговязой гордячке с холодными глазами, чем-то отдаленно похожей на мадам Лану. Эта модель, слывшая любимицей таких кумиров моды, как Джон Гальяно, Стелла Маккартни и Карл Лагерфельд, относилась к мужчинам, как к какому-то аксессуару одежды — сумочкам или перчаткам, — и меняла их столь же часто и легко. Если бы Доминик Буйабез вздумал обливать всех своих обидчиков пивом, то ему, наверное, не хватило бы всех запасов, что находились в тот день в заведении Антуана Лану. Может быть, сегодняшний случай немного отрезвит Моник и она начнет вести себя более сдержанно, перестав наконец создавать поводы для подобных скандальных ристалищ в ресторанах? Спустившись вниз, Николь села в свой автомобиль. Какая же она счастливая! Антуан любит ее! Она до сих пор ощущала себя в его объятиях, чувствовала его сильные и одновременно бесконечно нежные руки, сжимавшие ее. Как же ей не хотелось на самом деле уезжать из Бордо! Она мечтала быть рядом с Антуаном, смотреть в его карие глаза, таять в его объятиях. Но она была умной девушкой и понимала, что нельзя испытывать судьбу. Наверное, сама жизнь поможет им, подскажет выход из этой сложной ситуации. А сейчас надо соблюдать приличия. И не попадаться лишний раз на глаза Ингрид. И все же ее что-то удерживало в Бордо. В конце концов, она еще успеет в Перигор, к дядюшке Бено. Подумав мгновение, Николь завела мотор и направилась в сторону улицы Святой Екатерины. Войдя в уютное кафе, которое она заприметила еще в прошлый раз, она заказала капучино и пирожные. — Николь, это ты? — услышала она за спиной знакомый голос. Она обернулась. К ней подплывала шикарно одетая девушка. — Катрин, это ты?! Глазам своим не верю! Мы же не виделись сто лет! — обрадовалась Николь, узнав в красавице свою подругу по музыкальной школе в Безансоне. — Как поживаешь? Как твои дела? — Сто, не сто, но много, — согласилась Катрин. — У меня все просто замечательно. Работаю здесь, в оперном театре Бордо. Пока еще не прима, но, если честно, перспектива стать ею есть. — Она улыбнулась. — Кстати, сегодня я занята в «Травиате». Хочешь послушать? — Конечно! — воскликнула Николь. — Прекрасно! Жду тебя на входе за полчаса до начала. Не опаздывай! Только… — Катрин замялась. — Что-то не так? — Да нет, ничего. — Катрин снова замялась, а потом, слегка покраснев, спросила: — А ты не могла бы надеть что-нибудь поприличнее? Здесь так принято. После спектакля мы можем пойти в ресторан — посидим, поболтаем, вспомним детство. Согласна? Только не обижайся, Николь. — Да знаю я строгие правила дресс-кода Бордо, — засмеялась Николь. — Не подведу! Просто в этой одежде я завозила в ресторан месье Лану трюфели, которые ночью же и собрала. — Ты и трюфели?! Но я слышала, что ты стала в Безансоне успешной бизнесвумен. Что у тебя там свое кафе. Что же случилось? — Да ничего страшного, — засмеялась Николь. — У меня тоже все в порядке. Честно! Просто я обожаю собирать трюфели, а сейчас как раз их сезон. — Ну, тогда до вечера. Мне столько надо тебе рассказать… — И Катрин, чмокнув подругу в щеку, вылетела из кафе. Ну и дела! Катрин Лафоре поет в бордоской опере, удивилась Николь. Хотя что это я? Ведь Катрин была самой талантливой из нас. И, быть может, через пару лет она действительно станет примой и будет петь вместе с Вильяссоном или великим Пласидо Доминго. Николь задумалась. Вечером ей надо выглядеть нарядной — так, как это принято в Бордо. Что же делать? Возвращаться в Перигор за своей одеждой или срочно купить что-нибудь новое? Но успеет ли она? Ведь ей надо не только одеться, но и привести себя в порядок. И вдруг она просияла, вспомнив: ведь в подсобке ресторана висит шикарный брючный костюм из синего шелка, подаренный ей Антуаном! Антуан так мечтал, чтобы она когда-нибудь надела его и они вместе пошли бы куда-то… Но к время для этого еще не наступило. А вот пойти сегодня в оперу в этом костюме будет в самый раз. Сейчас она туда заскочит, заберет костюм, а потом — в салон навести блеск. Да, она все успеет и будет выглядеть вечером сногсшибательно. Сев в машину, Николь вернулась в ресторан и быстро прошла в подсобку. К счастью, дверь была не заперта, так что ей не пришлось возиться с ключами. Войдя в темное помещение, Николь попыталась отыскать выключатель, а когда глаза ее привыкли к полутьме, остолбенела. На диванчике в недвусмысленной позе сплелись Патрик и Ингрид. Заметив Николь, Ингрид панически взвизгнула: — Держи ее, Патрик! А то она настучит Антуану! А мне это совсем не нужно! Одним прыжком Патрик оказался радом с Николь. Она увидела его глаза, затуманенные желанием. В них было и еще что-то, что заставило Николь подумать: он употребляет наркотики! — Ну вот, милая, мы и встретились, — притворно-ласково произнес Патрик, крепко схватив ее за руку. — Ты не хотела тогда по-хорошему. Но теперь ты сама пришла сюда. — Его глаза плотоядно блеснули. — Сейчас я буду иметь тебя здесь сколько захочу, пока мне не надоест. Он закрыл дверь изнутри на два поворота ключа, снова шагнул к Николь и одним движением разорвал на ней блузку. — Не смей дотрагиваться до меня, ты, ирландская свинья! — завизжала Николь, инстинктивно пытаясь прикрыть свою наготу. Патрик ударил ее по лицу и скомандовал Ингрид: — Помоги же мне! Держи ее за руки! — Он швырнул Николь на пол, стянул с нее брюки и взгромоздился сверху. Николь не могла шевельнуться. Руки ее были прижаты к полу железными пальцами Ингрид. Лицо горело. Из уголка рта тянулась струйка крови. — Мне это нравится! — осклабился ирландец. — Очень пикантно. И так возбуждает! Он быстро и грубо вошел в нее. Николь закричала от боли. Но Патрик, находившийся под воздействием афродизиаков, ничего не услышал. Он яростно задвигался в Николь, мыча от удовольствия. Ингрид, наблюдая за этой сценой с огромным интересом, тоже возбудилась и закричала: — Я тоже хочу ее ласкать! Пусти, теперь моя очередь! — Ты что? — оторопел Патрик. — Ты ж не лесбиянка! — Это все отвар твоей бабки-друидки. Он так на меня действует, что я хочу всех — и мужчин, и женщин. И я ненасытна в своем желании, — прохрипела Ингрид. Глаза ее расширились от вожделения. Оттолкнув Патрика, она опустилась на колени радом с Николь и стала облизывать ее груди, а потом спустилась к животу. Николь чуть не стошнило от отвращения. Но смелость ее куда-то улетучилась, и она жалко пробормотала: — Отпустите меня, пожалуйста! — Ее губы задрожали. — Я ничего не скажу месье Лану. Ирландец и Ингрид переглянулись. — Ничего и никогда, — тяжело дыша, потребовала Ингрид. — И чтобы я тебя здесь в Бордо больше не видела! — Обещаю, только отпустите, — взмолилась Николь. — Отпустим, так и быть. Мы люди добрые, — хмыкнула Ингрид. — А пока тебе придется немного потерпеть. — И она укусила Николь за грудь. Боль была настолько сильной, что девушка потеряла сознание. Когда она временами приходила в себя, то видела склонившиеся над ней попеременно лица то Ингрид, то Патрика, ощущала их руки, шарящие по всему ее оскверненному телу, их возбужденное дыхание. Видела какие-то вспышки света. Наконец садисты устали и откатились от нее в разные стороны. Ингрид кинула ей полотенце: — Оботрись. У тебя все бедра в крови. Оказывается, ты была девственницей. Патрик О'Коннор загоготал, а Ингрид продолжала: — Ну что с тебя взять с деревенщины! Я вот потеряла девственность в двенадцать лет. И с тех пор получала полное удовольствие от жизни! Николь молчала. Перед ее глазами плыли круги. — Учти — мы тебя все время фотографировали. — И Патрик показал ей фотоаппарат. — Только пикнешь — и мы отошлем твои фото в желтую прессу. Не отмоешься от позора! А мы еще и денег заработаем. Николь продолжала молчать. — И запомни: одно слово Антуану — и я порежу тебя на куски, — зловеще произнесла Ингрид. — Я была лучшей работницей на рыбозаводе в Гренландии. Разделывала тушки больших рыб всего за несколько секунд. Так что до сих пор владею ножом виртуозно. На то, чтобы превратить тебя в фарш, у меня уйдет не больше минуты. А потом, — засмеялась она дьявольским смехом, — мы погрузим то, что от тебя останется, в полиэтиленовые мешки и отвезем в море. Хищные морские рыбы растащат эти лакомые кусочки за несколько минут! В глазах Ингрид было столько жгучей злобы и ненависти, что Николь поняла: эта женщина и в самом деле способна на все. Патрик подошел к двери, отпер ее, а потом с гаденькой улыбочкой произнес: — Вали отсюда, шлюха перигорская! Больше я в твоих услугах не нуждаюсь. — И вытолкал еле стоявшую на ногах Николь в коридор. … Николь не помнила, как добралась до автомобиля, припаркованного во дворе. Хорошо, что сейчас поздняя осень и темнеет рано, пронеслось у нее в голове. Она вытащила из сумки расческу и стала машинально расчесывать свои спутанные волосы. Она действовала механически, еще не отдавая себе полного отчета в той трагедии, которая произошла. Наткнулась на мобильник, который совсем недавно получила в подарок от Антуана. Как давно это было! С тех пор прошла целая вечность! И она выбросила мобильник в окно. Он мне больше не понадобится, сказала она себе. Мне ничего больше не понадобится. Все кончено! Собрав всю свою волю в кулак и не обращая внимания на жгучую боль во всем теле, она выехала со стоянки. Прочь отсюда! Прощай, Антуан! Пути назад больше нет. По дороге Николь несколько раз останавливалась, чтобы протереть разбитое лицо и попытаться привести хотя бы в относительный порядок одежду. На разорванную блузку она натянула куртку. Наконец она не выдержала. Слезы градом полились у нее из глаз. Она даже не предполагала, что в человеке может быть столько слез. Потом зарыдала в голос. А потом завыла как зверь. Мысли ее все возвращались назад, в проклятую подсобку, где ее насиловали Патрик и Ингрид. И она раз за разом переживала весь ужас и всю мерзость надругательства над собой. В конце концов слезы иссякли. Она еще раз протерла лицо, с трудом вновь завела машину и поехала вперед. Добравшись до дома дядюшки Бено, она долго сидела в машине. Выйти не было никаких сил. Наконец, не выдержав, он сам, скособочившись от боли в пояснице, доковылял до машины и распахнул дверцу. — Что ты там застряла… — ворчливо начал он, но тут же замолчал, с ужасом наблюдая, как Николь буквально выползает из автомобиля. — Девочка, что случилось?! На тебя напали бандиты?! Я сейчас вызову полицию и «Скорую помощь»! — закричал старик. — Не смей никого вызывать. Лучше помоги мне подняться в дом, — прошептала Николь. С помощью дяди она добралась до своей комнаты и рухнула на постель. — Умоляю, ни о чем не спрашивай, — хрипло попросила она. — Дай мне поспать и разбуди, пожалуйста, ровно через час. Обещаешь? Дядюшка молча кивнул. Он был готов сделать для своей племянницы все: вызвать врача, полицию, Антуана, убить тех, кто сотворил с ней весь этот ужас. Он понимал, что с Николь случилась настоящая беда, но сдержал свое обещание и даже не позвонил Антуану. Только принес Николь две таблетки обезболивающего. Проглотив их, она скоро впала в забытье. Через час он разбудил племянницу. Она встала, двигаясь как сомнамбула, приняла душ и медленно, преодолевая боль, переоделась во все чистое. Побросала немногочисленные вещи в чемоданчик, сложила свои документы и кредитки в сумку. А потом подошла к старику, тихо сидевшему в углу со скорбным видом. — Прощай, дядя. Не ищи меня. И ничего не говори Антуану. Я и сама еще не знаю, что буду делать. Но сейчас мне жить не хочется. — Мы могли бы вместе пережить эту беду, девочка, — стал уговаривать ее дядюшка Бено. — Ну хотя бы поплачь, Николь, и тебе станет легче. — У меня не осталось слез. Я чувствую только холод и пустоту. — Надо все-таки вызвать Антуана. Может, он тебе поможет? — с надеждой спросил старик. — Нет, только не он! Я не должна его больше видеть! — истерически закричала Николь. Услышав это, дядюшка Бено на мгновение подумал, что это Антуан надругался над его племянницей, и неловко замолчал. А Николь воспользовалась этим и выскользнула из дома. Раздался рев мотора, и машина умчалась прочь. А потом наступила гнетущая тишина. Вот и закончился сезон сбора трюфелей, грустно подумал старик. Все закончилось. 7 Антуан возвращался в ресторан в приподнятом настроении. Бросившись вниз после сообщения Жерома о разгоревшемся скандале, он первым делом распорядился перекрыть все входы в заведение, чтобы ни один журналист случайно не просочился. А затем провел всех троих героев скандала — актера Шардонне, футболиста Буйабеза и виновницу раздора, ослепительную красавицу Моник Лафайет, — через служебный вход прямо в подземный гараж, где усадил в свою машину и незаметно вывез в город. При этом он пообещал всей троице, что переговорит отдельно с каждым официантом и сотрудником заведения и те будут при любых обстоятельствах держать язык за зубами. Растроганный Шардонне, воспрянувший духом после этого сообщения, заверил Антуана, что будет рекомендовать всем своим приятелям останавливаться в его отеле. То же самое поспешил сделать и Буйабез. Это означало, что в будущем в отель был гарантирован постоянный приток состоятельных и видных клиентов. А значит, Антуан мог вплотную приступить к реализации своей давней мечты: расширить «Шатле» и оборудовать в нем четыре новых номера. До этого он все время колебался, стоит ли замахиваться на подобную дорогостоящую реконструкцию, но теперь все подсказывало ему: пора. Подъезжая к отелю, Антуан улыбался. Несмотря на утреннюю перепалку с Ингрид и скандал в ресторане, день, как ни странно, выдался весьма удачным. А сейчас он войдет в свой кабинет, позвонит Николь — и они договорятся о свидании. Хотелось бы все-таки, чтобы оно случилось в Бордо. И она могла наконец появиться вместе с ним в том замечательном костюме от Шанель, который он ей подарил. Так он и сделал. Но ее мобильник молчал. Что за черт?! — удивился Антуан. Но тут на пороге его кабинета снова возник взволнованный Жером. — Месье, эту вещь нашли на нашей внутренней стоянке. Не знаю, кому она принадлежит. — И он протянул хозяину изящный мобильник «Нокиа», который тот совсем недавно вручил Николь. Аппарат был разбит и поцарапан. — Зато я знаю. Спасибо, Жером, — мрачно произнес Антуан. Как только за секретарем закрылась дверь, Антуан тут же набрал номер дядюшки Бено. — Дружище, где Николь?! — закричал он, забыв задать традиционный вопрос о здоровье старика. — Тут мне принесли ее разбитый мобильник. Что случилось?! Раздавленный горем дядюшка Бено только сумел подумать: слава богу, это не Антуан обидел Николь. И тихо сказал: — Николь уехала. Навсегда. Куда — не сказала. Но просила тебе ничего не говорить. — И не говори. Я буду у тебя ровно через два часа, тогда все и обсудим. — И Антуан бросил трубку. Он предупредил верного Жерома, что ему необходимо срочно уехать в Англию по неотложному делу — вероятно, дня на три-четыре. И что он будет связываться с ним по мобильному. Антуан сел в машину и стремительно сорвался с места. Машина Антуана летела как стрела, но путь до Перигора был неблизкий и он добрался до домика дядюшки Бено, как и предполагал, лишь через полтора часа. Вбежав в дом, он поначалу даже не узнал своего друга: тот постарел лет на десять. В ответ на все расспросы старик мог рассказать Антуану только то, что видел собственными глазами — про избитую, замученную Николь в разорванной одежде. Антуан не мог поверить своим ушам. Они прошли в ее комнату. Там оставалось много ее вещей. — Загадки, загадки… Но куда же она все-таки отправилась? Может, решила вернуться в Безансон? — стал рассуждать Антуан. — Но, с другой стороны, там ей делать нечего. — Она взяла заграничный паспорт и кредитки, — вспомнил Бено. — Видимо, все-таки уехала за границу, — пробормотал Антуан. — Но куда?! И кто ее обидел? — Он скрипнул зубами, его глаза, мрачно смотревшие из-под бровей, метали молнии. — И все же я должен начать поиски с Безансона. Усевшись в кресло, он достал из кармана телефон и сделал несколько срочных звонков в Париж и Бордо. После этого подошел к дядюшке Бено. — Не буду уговаривать тебя не волноваться. Ты все равно будешь переживать, пока Николь не найдется. — Он помолчал, после чего продолжил, тряхнув головой: — Хотелось бы заверить тебя, что я ее обязательно найду. Но, боюсь, сделать это будет не так-то просто. Николь девушка умная и наверняка сделает все, чтобы мы ее не нашли. Ведь она попрощалась с тобой навсегда. И при этом недвусмысленно заявила, что не желает меня видеть. Но почему она так ополчилась на меня?! Я же ее не обижал. И кто тогда ее так жестоко оскорбил? — Он скорбно покачал головой: — Не знаю. Пока не знаю. Загадки. Сплошные загадки… Антуан начал поиски Николь с Безансона. Но, как он и предполагал, она там не появлялась. Зато его друг из Главного полицейского управления Парижа сообщил ему интересную информацию: Николь Барро, 23 года, вылетела на самолете компании «Эр Франс» в Брюссель. — Фернан, подключи, пожалуйста, своих бельгийских коллег, — взмолился Антуан. — Пусть они хоть что-то выяснят. — Дружище, я уже подключил. — И что? — Николь Барро приобрела билет на корабль «Куин Мэри-2», совершающий круиз по маршруту Лондон — Австралия — Лондон. Фактически это кругосветное путешествие. Вот и все новости на сегодняшний день, — закончил Фернан. — Тогда я вылетаю в Лондон. — Поздно, Антуан, лайнер отплывает через полчаса. — И все равно я вылетаю. — А кем тебе приходится эта Николь? — не мог удержаться от вопроса дотошный полицейский. — Это моя любимая. Ее кто-то жестоко обидел, и она решила скрыться от людей. А в первую очередь от меня. Вот такие, друг, дела. — М-да, — хмыкнул полицейский. — Ну что ж, могу тебе сказать, что кругосветное путешествие на корабле излечивает многие раны. Так во всяком случае утверждают авторы любовных романов и подсказывает мой личный опыт. — Фернан помолчал, а потом строго спросил: — А как же твоя Ингрид? — Она моя жена. Пока жена. Больше я тебе ничего не скажу. — Понятно, — снова хмыкнул полицейский. — В общем, у вас классический любовный треугольник. И ты хочешь, чтобы я помогал влюбленным. Да, тяжелая у тебя сейчас ситуация. Не знаю даже, что тебе и пожелать, Антуан. Но в любом случае желаю удачи. Прилетев в Лондон, Антуан бросился в компанию, которая продавала билеты на лайнер. — Сегодня из Лондона отплыл «Куин Мэри-2». Я хочу знать, где его следующая остановка в Европе. — В Роттердаме, сэр. — Служащий компании посмотрел на огромный компьютерный экран, на котором светящимися точками обозначался весь маршрут движения судна и его местонахождение в данное время. — Должен причалить через пятнадцать минут. — И сколько он простоит в Роттердаме? — По плану шесть часов. Если вы желаете взять билет и присоединиться к кругосветному путешествию, вы вполне можете это сделать и успеть прибыть в Роттердам до отхода лайнера. Антуан выдавил кривую усмешку: — Откровенно говоря, я хотел поступить наоборот — попытаться уговорить одну пассажирку сойти на берег. — Должен вас предупредить, что в соответствии с правилами при досрочном сходе пассажира на берег до того, как судно пересечет линию экватора, ему возвращается лишь половина стоимости оплаченного билета. Антуан нагнулся к полукруглой стойке. — Если честно, я готов заплатить в десять раз больше, лишь бы только она согласилась покинуть ваш лайнер вместе со мной. Служащий развел руками. — Об этом вам надо договориться с ней самой. — А где именно в Роттердаме причаливает «Куин Мэри-2»? Служащий распечатал на принтере схему причала и протянул ее Антуану. — Вот подробная схема. Но не волнуйтесь — вы все равно не пропустите лайнер, он возвышается над всеми другими кораблями, как гора Монблан. Схватив схему, Антуан выбежал из офиса. Теперь надо срочно лететь в Роттердам. Скоростной автобус-экспресс за четверть часа довез его до лондонского аэропорта «Хитроу». Гигантские современные терминалы аэропорта занимали территорию целого города Антуан уже знал, что самолеты в Роттердам вылетают каждые двадцать минут. Он подбежал к стойке регистрации, получил билет и по длинному коридору-гармошке вошел прямо внутрь самолета. Рядом с ним в кресло плюхнулась необъятных размеров африканка с цветным тюрбаном на голове и принялась тут же обмахиваться огромным веером, под которым, казалось, можно было спрятаться во время дождя, как под зонтиком. Антуан взглянул на электронное табло в начале прохода. Полет до Роттердама длится всего полчаса. Самолет, взревев двигателями, выкатился на летное поле. Антуан откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, представляя, как прилетит в Роттердам, как сразу же бросится в порт. Он уже видел белоснежный лайнер «Куин Мэри-2», стоящий на причале, себя, спешащего к нему, толпу пассажиров, сходящих вниз по трапу, и среди них — ту единственную девушку, которая была нужна ему сейчас больше, чем кто бы то ни было. Ту, за которой он готов лететь хоть на край света, не то что в Роттердам. Самолет помчался вперед, набирая ход, и Антуан замер в кресле, готовясь к тому моменту, когда лайнер оторвется от земли и воспарит в небо. Привычка радостного ожидания момента взлета сохранилась в нем еще с детства — с тех времен, когда он летал куда-то вместе с родителями и всегда просил их и сестер уступить ему место у окна, чтобы он мог насладиться ощущением взлета. Гул турбин все нарастал, заставляя корпус самолета дрожать, точно туго натянутую струну. Внезапно все стихло, и в наступившей зловещей тишине раздался резкий голос стюардессы: «Всем оставаться на местах! Приготовиться к экстренному торможению! Будьте осторожны!». В следующую секунду самолет резко затормозил, и, если бы не ремень безопасности, больно врезавшийся ему в тело, Антуан бы наверняка ударился лбом о спинку переднего сиденья. Со всех сторон послышались панические крики. — Пожалуйста, успокойтесь! — призывала всех стюардесса. — Ничего страшного не случилось. Самолет в полном порядке. Просто отменили разрешение на взлет, и мы полетим в другое время — как только диспетчер снова даст нам разрешение. — А что все-таки случилось? — спросил Антуан у стюардессы. В этот момент ожили динамики и до пассажиров донесся усиленный ими голос пилота: — Дорогие друзья! К сожалению, в аэропорту «Хитроу» произошла авария — при заходе на посадку разбился грузовой самолет, перевозивший рыбу из Норвегии. В связи с этим главная взлетная полоса заблокирована и все вылеты временно отменяются. Прошу вас оставаться на своих местах и сохранять спокойствие. Сейчас вам будут предложены прохладительные напитки и закуски. — Не повезло. — Темнокожая соседка подмигнула Антуану. — Со мной что-то подобное произошло в прошлом году, когда я летела в Лондон из Бужумбуры. Тогда на взлетную полосу прорвалось стадо диких слонов, и их удалось выманить оттуда только тогда, когда им привезли из саванны молодую самку. Но на это потребовалось целых четыре часа! На мониторе, по которому обычно демонстрировали в полете фильмы, начали показывать кадры репортажа из аэропорта «Хитроу»: разломленный пополам, но, к счастью, не загоревшийся норвежский лайнер, из которого на взлетную полосу высыпались десятки тонн мороженого лосося. И везде среди этого лосося сновали невесть откуда взявшиеся кошки, устроившие подлинную вакханалию обжорства. Такого невероятного количества первоклассной рыбы они не встречали, наверное, за всю жизнь. — Для кого-то трагедия превратилась в праздник, а? — ткнула Антуана локтем в бок его соседка, указывая на кошек. Антуан застыл на сиденье, кусая губы. Время шло, а вылет все откладывался. Пока вокруг рухнувшего норвежского лайнера сновали пожарники, спасатели, врачи… кто-то выносил на носилках раненых пилотов, кто-то ограждал место падения самолета специальной красной ленточкой, но этим, похоже, пока дело и ограничивалось. Антуан поймал проходившую мимо с минеральной водой стюардессу. — Умоляю вас, скажите: мы скоро взлетим? Та грустно покачала головой. — Боюсь, не могу вас ничем обрадовать. Взлетная полоса по-прежнему заблокирована. Может быть, через час, а может быть, и через два. Но и тогда неизвестно, когда мы сможем взлететь. Ведь скопилась такая гигантская очередь из разных самолетов, и непонятно, в каком порядке их будут пускать на взлет. Кого-то вполне могут пропустить и впереди нас. Антуан был потрясен. Значит, он вполне может прилететь в Роттердам тогда, когда «Куин Мэри-2» уже покинет порт. — Нет! — закричал он. — Это невозможно! — Он выскочил из кресла и бросился к двери. — Выпустите меня! Я буду добираться до Роттердама другим путем! — Пожалуйста, успокойтесь! — попыталась остановить его стюардесса. — Может, все не так уж и плохо. Может, самолет взлетит совсем скоро. — Нет! Я же вижу! Прошу вас, выпустите меня сейчас! После короткого совещания стюардесс с пилотами дверь самолета распахнулась и Антуан выскочил наружу. Добраться по воздуху до Роттердама не удалось. Но оставался еще путь по морю. Как же он жалел сейчас, что не сел сразу же на скоростное судно на воздушной подушке, отходившее каждые полчаса из Саутенд-он-Си. Если бы он сделал это, то сейчас бы уже подплывал к Роттердаму. Но пока у него еще был шанс. И Антуан бросился к стоянке такси. — В Саутенд-он-Си! — выдохнул он, падая на переднее сиденье. — Что, из-за этого лосося самолеты пока не взлетают? — Нет. И непонятно, когда они начнут это делать, — процедил Антуан. Шоссе было не слишком забито машинами, и таксист быстро помчался вперед. Антуан посматривал на часы. Да, время еще оставалось. Впереди показались портовые сооружения Саутенд-он-Си, пригорода Лондона в самом устье Темзы, и приземистые силуэты судов на воздушной подушке. — Можете подвезти меня прямо к причалу? — спросил он водителя. Тот молча кивнул и минуту спустя затормозил у самой кромки причала. Тяжело дыша, Антуан взбежал вверх по трапу. — Судно отходит через две минуты, — бесстрастно сообщил ему выдавший билет матрос. Через две минуты… Значит, он успеет вовремя! Точно через две минуты двигатели судна взревели, оно слегка приподнялось над поверхностью воды и, все окутавшись облаком мельчайших капелек, понеслось вперед, точно заправский гонщик. Антуан вцепился в металлические перила. Наконец-то он приближался к своей цели — к тому месту, где находилась Николь. Англия с ее крутыми меловыми утесами исчезла позади, теперь вокруг расстилалось только бескрайнее на вид море. Он скосил взгляд на часы. Еще ровно полтора часа — и он будет в Роттердаме. На лице Антуана впервые за несколько последних часов появилась улыбка. Все-таки он поступил совершенно правильно, выскочив тогда из безнадежно застрявшего на взлетной полосе самолета и примчавшись в Саутенд-он-Си. Внезапно судно начало заметно замедлять ход и в конце концов окончательно встало. Двигатели выключились. Вокруг стало тихо. — Что случилось?! — бросился Антуан к проходившему мимо матросу. — Почему мы стоим?! — В этом регионе проходят военно-морские учения со стрельбами. Видите вон те эсминцы на горизонте? — Матрос указал на низкие серые силуэты военных кораблей, распластавшиеся вдалеке. — Сейчас они начнут пускать ракеты. В течение ближайшего часа проход через это место закрыт для всех гражданских судов. Антуан почувствовал, что палуба уходит у него из-под ног. — Но мне обязательно надо попасть в Роттердам, — простонал он. — Боже, ну за что же мне такое наказание?! — Ни один корабль не двинется сейчас с места, сэр. Не знаю как, но уж придется вам потерпеть, — покачал головой матрос и проследовал по направлению к капитанской рубке. Все, тоскливо подумал Антуан, я упустил ее. Упустил! Ему хотелось плакать. На следующее утро он вновь появился в офисе компании, торговавшей билетами на рейсы «Куин Мэри-2». Служащий заметил его осунувшееся лицо, но сделал вид, что это его не касается. — Я упустил ее в Роттердаме, — тяжело дыша, признался он. — Куда теперь зайдет «Куин Мэри-2»? — Следующий пункт прибытия лайнера — Лиссабон, сэр, — ответил служащий. — «Куин Мэри-2» прибудет туда через три дня. — Ну что ж, — скрипнул зубами Антуан, — у меня будет достаточно времени, чтобы добраться туда даже пешком. Ровно через три дня Антуан был в Лиссабоне и, стоя у трапа, встречал пассажиров, сходящих на берег с «Куин Мэри-2». Но среди тех, кто решил отправиться на экскурсию в столицу Португалии, Николь не было. И хотя Антуан считался хладнокровным человеком, на этот раз он буквально взорвался от отчаяния. И потребовал встречи с капитаном «Куин Мэри-2». Тот, сверившись с компьютером, смог только подтвердить, что среди пассажиров его лайнера мадемуазель Барро на данный момент не числится. Антуан помертвел. Что все это означает?! Как же проклинал он в этот момент все те непредвиденные обстоятельства, которые не позволили ему добраться до Роттердама! Вызвали помощника капитана. — Николь Барро? — переспросил он. — Да, помню. Когда мы делали двадцатиминутную техническую остановку в Сен-Дени-д'Олероне, чтобы набрать пресной воды, мадемуазель Барро подошла ко мне и заявила, что по неотложным медицинским обстоятельствам ей надо срочно покинуть лайнер. Я сам отвел ее на буксир, который и отвез ее на берег. — А потом? Вы не видели, куда она поехала потом? — Не знаю. Я видел только, что подле нее остановилось такси — очевидно, мадемуазель вызвала его по телефону — и она уехала. А куда, не имею ни малейшего представления. Звонок другу-полицейскому в Париж ничего утешительного не принес. Следы Николь Барро окончательно затерялись. Антуану пришлось несолоно хлебавши возвращаться в Бордо. Несмотря на горе, буквально снедавшее его, он должен был продолжать свой бизнес, руководить отелем и рестораном. Как-то он поинтересовался у Патрика, почему тот ничего не спрашивает о Николь. — Ну, хозяин, эта гордячка меня больше не интересует, — сухо заметил ирландец. — Я пытался поухаживать за ней, но она так меня отшила… А я, как известно, предпочитаю девиц сговорчивых. Ирландец, казалось, говорил так искренне, что Антуан поверил ему. Ингрид же несколько раз спрашивала мужа, куда пропала эта «деревенская простушка». На это Антуан, который скрывал исчезновение Николь от жены, терпеливо ей объяснял, что сезон сбора трюфелей закончился и, видимо, Николь занимается другими делами. Правду жене Антуан открывать не спешил. Он хорошо помнил, что обе женщины не испытывали симпатии друг к другу. Больше Ингрид интереса к Николь не проявляла. А потом Ингрид забыла о «деревенской простушке» навсегда. Потому что в ее жизни появилась новая высота, которую она решила во что бы то ни стало покорить. Однажды она пила кофе в фешенебельном открытом кафе «Англетер» с видом на Бискайский залив. В открытом море красиво плыли белоснежные паруса горделивых яхт, маячили силуэты океанских пароходов, а мысли Ингрид уносились далеко-далеко — к берегам ее родной Гренландии, к берегам Ирландии, откуда был родом ее нынешний любовник, и еще бог весть куда. К ее столику приблизился красивый седовласый мужчина с крепким южным загаром: — Вы позволите, мадам? Ингрид скользнула по нему внимательным быстрым взглядом. — Пожалуйста, — разрешила она. Судя по всему, мужчина был не из Бордо, а приехал откуда-то издалека. Интересно, откуда? — Вы не сердитесь, что я решился нарушить ваше одиночество? — Отчего же? Вы ведь еще не сделали ничего плохого, — улыбнулась она. — Дело в том, что я приехал в Бордо с другого конца света. Сам я из Южно-Африканской Республики. Там я владею крупными виноградниками, и мое вино признано одним из лучших на местном рынке. Но здешние вина все же гораздо выше качеством. И вот я решил приехать сюда познакомиться с лучшими виноградниками Бордо. — Вы сделали безупречный выбор, — промурлыкала Ингрид. — Виноградники Бордо, быть может, лучшие во всей Франции. — Я уже понял это, судя по качеству местного вина, — улыбнулся мужчина и высоко поднял вверх бокал, салютуя своей прекрасной собеседнице. Красота Ингрид его опьяняла. И он, обычно сдержанный и немногословный, пустился в откровенное повествование: — Меня зовут Биллем Рейсдал. Моими предками были голландцы. Они поселились в Южной Африке почти триста лет назад. Сначала занимались скотоводством, потом, когда там началась алмазная лихорадка, переключились на добычу алмазов. Но в конце концов всеми алмазами в Южной Африке стала заниматься одна семья — Оппенгеймеры, и мои предки снова вернулись к сельскому хозяйству. Только теперь они выращивали уже не коров и овец, а виноград и пшеницу. — Рейсдал откинулся на спинку стула. — Слава богу, у нас есть где развернуться. Площадь принадлежащей лично мне земли достигает трехсот квадратных километров. Это в шесть раз больше, чем все государство Сан-Марино, и в два раза — чем Лихтенштейн. — Фантастика, — чуть не лишившись чувств от такой новости, пробормотала Ингрид. — Значит, вы фактически являетесь правителем целого государства! — Ну что вы, — засмеялся южноафриканец, — у нас есть поместья и побольше. Мое отнюдь не самое крупное. Биллем Рейсдал произвел на Ингрид неизгладимое впечатление. Вертя в руках чашечку кофе, она украдкой присматривалась к нему. Биллем был красивый, загорелый, седовласый… совсем как герой какого-нибудь голливудского фильма. — Но главное, это, конечно, качество тех виноградников, которые произрастают на твоей земле, — задумчиво добавил он. — И в этом смысле какой-нибудь маленький, но великолепного качества французский виноградник может дать фору самому огромному южноафриканскому. — Надеюсь, вы отыщете в окрестностях Бордо то, что вам нужно, — лучезарно улыбнулась Ингрид. — Кстати, самая вместе с мужем владею модным рестораном. Мы могли бы продолжить наше знакомство там. Вы не против? Седовласый гигант с обожанием смотрел на «снежную королеву». Ее серо-голубые глаза, ее пепельные волосы и отливающая розовым перламутром кожа потрясли его воображение. — Я буду польщен принять ваше приглашение, — пробормотал Рейсдал, не сводя с Ингрид глаз. Они спустились с террасы «Англетера», сели в такси и через пять минут были на месте. Усадив гостя из ЮАР за лучший столик ресторана, Ингрид помчалась к шеф-повару. — Патрик, ты должен приготовить что-то особенное для того гостя, которого я привезла. — Нет проблем, — широко улыбнулся ирландец. — Я сделаю для него пюре с трюфелями. Вчера его ел вице-президент Торговой палаты с супругой, и они были на седьмом небе от счастья! Глаза Ингрид холодно блеснули: она уже приняла решение. — Под словом «особенное» я имею в виду нечто другое, Патрик, — резко отчеканила она. Нагнувшись к ирландцу, она выдохнула: — Еду с кореньями твоей бабушки. О'Коннор недоуменно уставился на нее. — Ты хочешь скормить еду с кореньями этому старику?! — Вот именно! — бросила Ингрид. Она посмотрела Патрику прямо в глаза. — Ты что же, решил, что навсегда занял место в моей постели? Теперь тебе придется подвинуться! Ирландец побагровел. — Ингрид… по-моему, ты совершаешь ошибку, — пробормотал он. Лицо Ингрид исказилось яростной гримасой. — Предоставь мне решать, что правильно, а что нет! — Ее голос был резок, словно удар кнутом. — Я просто хотел сказать… — ирландец кусал губы, — что это может быть опасно. Одно дело, когда мы сами пользуемся этими корешками. И совсем другое — когда их подкладываешь кому-то другому. — Кого ты боишься, О'Коннор? — свистящим шепотом произнесла Ингрид. — Ты же понимаешь, что это незаконно. И если кто-то узнает об этом… Ингрид стукнула кулаком по кухонному столу так, что на нем со звоном подпрыгнули стальные кастрюли. — Ты сделаешь это или нет?! — Ингрид, неужели ты не можешь обойтись без этих корешков? — взмолился Патрик. — Ну пожалуйста… Ингрид схватила его за шиворот. — Или ты приготовишь блюдо с корешками, или… — Она тяжело дышала. — Ты меня знаешь, Патрик. — В ее глазах сверкали молнии. — Сделай это или… — Хорошо, — пробормотал О'Коннор. Он понял, что Ингрид готова на все. — Хорошо, я сделаю это. — Чтобы через двадцать минут блюдо было на столе. И не дай бог в нем не окажется корешков! Ты понял?! — Понял. — Патрик жалко улыбнулся: — А теперь отпусти меня, чтобы я мог приготовить его. Ингрид медленно разжала пальцы, отпуская ворот ирландца. — Двадцать минут, — бросила она, выходя из кухни. Вернувшись, Ингрид присела за столик Рейсдала и мило ему улыбнулась. — Извините, что я заставила вас ждать, но мне хотелось обговорить с поваром все нюансы приготовления блюда. Я хочу, чтобы сегодня вы попробовали нечто особенное. — Мне, право, даже неловко, что вы так стараетесь ради меня, — пробормотал несколько сконфуженный Рейсдал. — Дело в том, что я сама приехала в Бордо издалека. Моя родина почти так же далека отсюда, как и ваша. Ведь я родилась и выросла на острове Гренландия, — улыбнулась Ингрид. — И я знаю, что такое цена гостеприимства для таких путешественников, как мы с вами! — Она высоко подняла бокал с темно-рубиновым бордо урожая 1999 года. — За путешественников, Биллем! Южноафриканец сделал большой глоток. — Да, это вино стоит того, чтобы заплатить любые деньги за те виноградные лозы, которые родят его, — сказал он. У их столика возник Патрик с подносом в руках. Ингрид видела, как взволнован повар, хотя и старается скрыть это под маской обычной оживленности. — Прошу вас. — Он ловко расставил тарелки на столе. — Надеюсь, вам понравится. — Пахнет просто божественно! — воскликнул Рейсдал. Он взял в руки вилку и нож и под внимательным взглядом повара отправил себе в рот несколько кусочков. — Восхитительно! — Он с благодарностью посмотрел на О'Коннора: — Вы просто кудесник! — Спасибо, — поклонился тот, — сегодня я действительно старался. — И, пытаясь не встречаться взглядом с Ингрид, он повернулся и проследовал в сторону кухни. Ингрид с непринужденным радушием болтала с Виллемом Рейсдалом о разных пустяках, а взгляд ее то и дело украдкой впивался в его лицо: она старалась отыскать на нем признаки того, что афродизиаки начали действовать. — Ну как вам наша еда? — невинно спросила она, не в силах больше сдерживать нетерпение. — Ничего подобного я в своей жизни не пробовал, — откровенно признался миллионер и поднял на красавицу глаза. Они пылали такой страстью, что Ингрид поняла: афродизиаки подействовали. Она глубоко вздохнула. Теперь предстояло сделать самый решительный шаг. — Если вы хотите, Биллем, то я могла бы показать вам город… Наш Бордо так красив… в нем столько замечательных парков, старинных церквей и памятников архитектуры. Рейсдал, словно загипнотизированный, смотрел на нее. — Ну конечно, — пробормотал он, — я очень бы хотел, чтобы вы показали мне город. Ингрид глубоко вздохнула. — Тогда я буду ждать вас у входа в машине. Она быстро прошла на кухню. — Ты не обманул меня, — бросила она Патрику. — Молодец. Тот молча кивнул. Он выглядел подавленным. — Не знаешь, где сейчас Антуан? — Жером сказал, что он поехал в мэрию. У него там деловые встречи. Раньше вечера, очевидно, не вернется. — Прекрасно, — пробормотала Ингрид и проскользнула в подземный гараж. Несколько секунд спустя она уже ждала Рейсдала в своем черном «мерседесе» перед главным входом в ресторан. Биллем Рейсдал подошел к «мерседесу» и молча сел на переднее сиденье. — Думаю, лучше всего начать осмотр Бордо с древнеримского амфитеатра на берегу Гаронны, — предложила Ингрид. — Да, конечно, — кивнул Биллем. — Я полностью полагаюсь на вас. Пока Ингрид мчалась к амфитеатру, она несколько раз поймала страстные взгляды Рейсдала, которые тот украдкой бросал на нее. Да, судя по всему, Патрик не пожалел корешков своей бабушки-друидки. — Вот наш знаменитый амфитеатр, — показала рукой на белоснежные мраморные развалины Ингрид. — Построен во времена Августа. Ученые говорят, что здесь в древности происходили впечатляющие гладиаторские бои и что здесь же в ров со львами бросали первых христианских мучеников. Сейчас я достану более подробное историческое описание. — Она потянулась к бардачку и словно невзначай коснулась грудью руки Рейсдала. Это прикосновение подействовало на него, как спичка, поднесенная к вязанке хвороста: он вспыхнул сразу, мгновенно. Не в силах больше сдерживать себя, он сжал Ингрид в объятиях. — Ингрид… — услышала она его хриплый голос. — Как ты прекрасна… На губах Ингрид заиграла пленительная полуулыбка, предназначенная, казалось, только для него. Она томно опустила глаза. А южноафриканец с протяжным стоном поймал ее губы, скользя руками по ее телу, и поцеловал с неистовой страстью, так хорошо знакомой Ингрид. Точно так же целовал ее и Патрик, напившись волшебного отвара своей бабушки. — Я хочу тебя! — Его голос был хриплым, дыхание обжигало кожу. Его пальцы впились в ее плечи, и она тесно прижалась к нему. От него исходил огненный жар. Его рука скользнула по ее спине, ягодицам; он все сильнее прижимал ее к себе, и она все явственнее ощущала его твердую плоть у своих ног. — А как же… описание амфитеатра? — выдохнула она. — К черту описание… к черту все… я хочу тебя! — Его большое тело вздрагивало от нестерпимого желания. Рейсдал осыпал шею Ингрид мелкими поцелуями и вскоре нашел особо чувствительное местечко у нее за ухом. Его руки скользнули вниз, он лихорадочно гладил ее бедра, ягодицы, прижимал ее к своему естеству, пылающему огнем желания. Спустив бретельку ее блузки, он обнажил грудь Ингрид. Сомкнув на соске губы, он стал страстно ласкать его языком. Его намерения не вызывали сомнений. — О боже, — простонала Ингрид, — сейчас я закрою окна. — Она протянула руку к приборной панели и нажала на кнопку, сделавшую окна «мерседеса» темными, непроницаемыми для любых взглядов извне. Одновременно были заблокированы все двери. Теперь они были отрезаны от внешнего мира толстым слоем хромированного металла и звуконепроницаемого стекла. В следующее мгновение Ингрид почувствовала, как его губы с силой приоткрыли ее рот, его язык проник в теплую сладость ее рта. Тело Ингрид напряглось, где-то в глубине его тихо занялся пожар, который начал быстро распространяться. Взяв ее обнаженные груди, как большие чаши, в свои руки, Биллем стал целовать нежную кожу с таким пылом, что, казалось, от его поцелуев остаются ожоги. Погладив ему спину, она сунула одну руку между его ног. — О-о-о, — простонал он, погружаясь в ее ласковое тепло. Тяжело дыша, напрягаясь, она отзывалась всем своим существом, и в конце концов их движения объединил какой-то неистовый, дикий ритм. Кульминация явилась для обоих сильнейшим потрясением, ее яростные содрогания породили в нем сильнейшую ответную реакцию. Наконец буря отбушевала и ушла, оставив их в полном изнеможении. Ингрид судорожно глотала воздух, льнула к нему, вся дрожа. Неистовство того, что только что произошло между ними, устрашило ее. И в то же время она всеми фибрами души чувствовала, что никогда не пожалеет о том, что сделала. — Теперь я понял, что не зря приехал в Бордо, — хрипло произнес Биллем. — Я хочу тебя, Ингрид, хочу снова. Где мы можем встретиться? — Я знаю… одну хорошую гостиницу… в получасе езды от Бордо, — произнесла она. — Если хочешь, мы можем направиться туда прямо сейчас. — Да, — тряхнул головой Рейсдал, не отрывая взгляда от ее лица, — прямо сейчас! Ингрид кое-как привела себя в порядок и села за руль. Двигаясь в сторону Аркашона, она набрала номер Патрика. — Привет, — бросила она. — Как обстановка в ресторане? Патрик помолчал, а потом спросил: — Здесь все в порядке, а как дела у тебя? — Тоже в полном порядке. Меня никто не спрашивал? — Нет. Антуан, как мне только что сообщил Жером, задерживается в мэрии, а потом он, видимо, должен будет отправиться в Париж. Какие-то дела. — Прекрасно! — вырвалось у Ингрид. Она отключила телефон и повернулась к Рейсдалу. — Муж собирается уехать в Париж, так что нам никто не будет мешать. — Ее глаза сладострастно блеснули. — Это самая лучшая новость из тех, что я услышал, находясь во Франции! — с чувством воскликнул южноафриканец. Добравшись до уютной маленькой гостиницы «Баланс» в Аркашоне, они не вылезали из постели почти двое суток. Южноафриканский миллионер, никогда не отличавшийся до этого особыми подвигами в любовных играх, решил, что все это только благодаря Ингрид. Он с обожанием смотрел на нее, как на свой талисман. То, что она была моложе его в два раза, его не испугало. Такого секса ему еще никто и никогда не предлагал. Теперь он мечтал только об одном: быть с этой северной богиней всегда и не выпускать ее из своих объятий. В перерывах же между занятиями сексом, уединившись в ванной, Ингрид навела тщательные справки о финансовом положении южноафриканца. В этом ей помог, как всегда, Патрик О'Коннор, который не смел отказать ей ни в одной просьбе. В результате Ингрид выяснила, что размеры состояния Рейсдала превышают двести миллионов долларов. Она выяснила, что южноафриканец владеет не только обширными земельными угодьями и виноградниками, но и доходными домами, небольшой сетью автозаправочных станций и автомастерских, а также сетью продуктовых магазинов. Ингрид установила даже, что он владеет небольшим частным аэродромом, на который регулярно приземляются самолеты с европейскими и американскими туристами, приезжающими в Африку на сафари. Благодаря Патрику Ингрид узнала и то, что Биллем Рейсдал был женат всего один раз и от этого брака у него имеются сын и дочь. Но они оба давно переехали в Лондон, отделившись от отца, и не слишком радуют его. Никаких теплых отношений между отцом и детьми не существует, а значит, дети не смогут претендовать в будущем на какую-либо значительную долю в отцовском наследстве. Что же до бывшей жены Рейсдала, то она двадцать лет назад сама бросила его, выйдя замуж за молодого инструктора по фитнесу, и уехала с ним жить в Италию. Очевидно, ее тоже не следует рассматривать как свою возможную конкурентку. Появившаяся таким образом перспектива окрылила Ингрид. Она мгновенно поняла, что у нее может появиться настоящий муж-миллионер и при этом пылкий любовник. Биллем Рейсдал с его двумястами миллионами и устойчивым разветвленным бизнесом был на несколько порядков богаче и могущественнее Антуана Лану. К тому же он испытывал к ней неподдельную страсть, что делало его гораздо интереснее охладевшего к ней Антуана. Перед Ингрид засверкала четкая восхитительная цель — стать женой этого миллионера. И когда к исходу второго дня в Аркашоне обессиленный от любовных утех Биллем Рейсдал прошептал: «Я не могу жить без тебя. Я хочу всегда быть с тобой», то Ингрид, уже все просчитавшая, делано засмеялась. — Но это невозможно, Биллем! Да, я увлеклась тобой, да, мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, но… — тут она выдержала эффектную паузу, — я замужем. У меня есть муж. Муж, с которым я прожила уже немало лет и от которого я полностью завишу в финансовом плане. Услышав это, Рейсдал побагровел. — Сколько денег у твоего мужа? Чем он владеет, кроме ресторана и гостиницы? — Больше ничем. Но его ресторан один из самых модных в Бордо. А гостиница одна из наиболее процветающих. И все вместе это стоит, я думаю, миллионов двадцать, не меньше. — Миллионов двадцать? — презрительно рассмеялся тот. — По самым консервативным оценкам, мои собственные активы стоят как минимум в десять раз больше! — Он пристально посмотрел на Ингрид: — Дорогая, я готов сразу дать тебе десять миллионов, если только ты согласишься развестись со своим мужем и стать моей! — Десять миллионов? — Ингрид сделала вид, что оскорблена. — Неужели ты думаешь, что меня можно купить, точно… — Нет, конечно, — запротестовал Рейсдал. — Но просто ты сама сказала, что полностью зависишь от своего мужа в финансовом плане. И я не хочу, чтобы эта финансовая зависимость как-либо сдерживала твои чувства. Послушай, — он задумался, а потом решительно тряхнул головой, — я готов подписать обязательство, что сразу же выделю тебе двадцать миллионов, если только ты подашь на развод. Это сделает тебя полностью финансово независимой — и ты сможешь больше не думать о последствиях. А когда разведешься с ним, то и решишь, захочешь ли ты стать моей женой или нет. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Думаю, после этого ты уже не сможешь обвинить меня в том, что я как-либо пытался тебя купить. — О как ты благороден, Биллем! — разрыдалась Ингрид. — Я еще не встречала человека, способного на столь благородные жесты! Думаю, во Франции таких людей просто нет! — И она подарила растроганному южноафриканцу еще несколько часов незабываемых бурных ласк. А после этого Биллем Рейсдал в присутствии местного нотариуса подписал официальное обязательство о выплате Ингрид двадцати миллионов долларов в случае подачи ею заявления о разводе с Антуаном Лану и распорядился перевести соответствующую сумму на гарантийный банковский счет. Все прошло как по маслу. Откровенно говоря, Ингрид даже не рассчитывала на подобный успех. Но теперь ее уже ничто не могло больше сдерживать. Вернувшись в Бордо, она бросила машину перед входом в ресторан и прошла прямо в кабинет мужа. — Где ты была? — встревожено посмотрел на нее Антуан. — Почему не отвечал твой телефон? Что случилось? Почему никого не предупредила?! — Антуан, разве ты не помнишь, что сам умчался в Париж, никого не предупредив об этом? — нахмурилась Ингрид. — Впрочем, это, я думаю, уже не важно. Я решила расстаться с тобой, Антуан! — выпалила она. — Расстаться? Что это означает? — удивленно посмотрел на нее он. — Я собираюсь выйти замуж за другого, — улыбнулась она. Лицо Антуана окаменело. — И когда же ты… приняла такое решение? — с трудом проговорил он. — Час назад. — Она вздернула подбородок. — Только не пытайся отговаривать меня — я уже все решила! Антуан с шумом втянул в себя воздух: — Все это, мягко говоря, довольно неожиданно. Два дня назад ты, похоже, и не помышляла об этом. Или я чего-то не замечал? — Просто я встретила человека, который… — Ингрид помедлила, но потом безжалостно закончила: — В десять раз лучше тебя. Антуан положил руки на стол. Его пальцы чуть заметно подрагивали. — Ну и черт с тобой, — наконец глухо промолвил он. — Делай как хочешь! Однако после этого отношения Антуана и Ингрид закончились далеко не сразу. Им пришлось еще неоднократно сталкиваться в зале суда. Хотя Ингрид выходила замуж за мультимиллионера, она считала своим долгом основательно пощипать богатого экс-супруга и подала на Антуана развернутый иск в суд, требуя себе существенной доли их общего имущества. Благодаря тому, что у нее теперь имелись огромные деньги от Виллема Рейсдала, Ингрид сумела нанять лучших адвокатов Бордо Робера Дебюсси и Франсуа де Ламетри, которые славились тем, что практически никогда не проигрывали ни одной тяжбы. И они сумели провернуть все дело к ее пользе. Представив в суд целую кучу ловко состряпанных доказательств, они сумели изобразить Ингрид равноправным партнером Антуана, человеком, без которого было бы немыслимо ни само создание, ни функционирование ресторана и гостиницы «Шатле». В результате Ингрид получила почти половину от той суммы, в которую были оценены ресторан и отель. Антуану пришлось взять в банке кредит, чтобы выплатить ей эту долю имущества, поскольку он не хотел расставаться с рестораном и отелем, ставшими смыслом его жизни. И даже после того, как Ингрид была вынуждена отстегнуть кругленькую сумму в качестве гонорара адвокатам, она все равно могла торжествовать победу — бракоразводный процесс сделал ее еще богаче, чем она была раньше. Теперь она стала по-настоящему обеспеченной женщиной. Ей было трудно до конца поверить в свое счастье, и, уезжая из Бордо в Кейптаун, она импульсивно заехала по пути в аэропорт в базилику Святого Северина, самую старую церковь города. Упав на колени перед статуей святого, она долго молилась, вознося хвалу Господу за свою фантастическую удачу. Но, поднявшись на огромный «Боинг-747», она уже не смотрела в сторону оставленного ею города — ее ждала другая жизнь и совсем другие перспективы. 8 На следующий день после окончания бракоразводного процесса Антуан Лану сидел в своем кабинете в полном одиночестве. На столе перед ним стояла открытая бутылка коньяка «Хеннесси». Итак, теперь он свободный человек — Ингрид ушла к другому. Правда, он стал намного беднее, но, в конце концов, он еще молод и свое наверстает. Главное, найти Николь. И тогда перед ним раскроются новые горизонты. А сейчас, без Николь, ему не хотелось ничего. Просто забыться за порцией коньяка. Раздался негромкий стук в дверь. В кабинет заглянул Патрик О'Коннор. — Шеф, я пришел объявить о своем уходе, — с порога выдохнул он. — Я получил приглашение на работу в штаб-квартиру Евросоюза в Брюсселе. Так что извини, старина, я тоже ухожу. Реакция Антуана ирландца поразила. — Я рад за тебя, дружище, — встав из-за стола, похлопал его по плечу Антуан. — Евросоюз — богатая организация. Ты сможешь экспериментировать там на кухне, сколько твоей душе угодно. И, уверен, скоро ты станешь гордостью всей Европы, а не только нашего города. Искренне рад за тебя! Лицо Патрика залил багровый румянец. Впервые в жизни он казался смущенным. — Я пришел сюда, чтобы наговорить тебе гадостей, Антуан, — хрипло произнес он. — Мол, ты неудачник, и поэтому жена ушла от тебя, а теперь и я ухожу. Хотел сказать, что мне по пути только с теми, кто прет вперед как танк, а ты, мол, Антуан, слабак. Я был не прав. Ты, Антуан, оказался рыцарем. Благородным рыцарем. Может быть, единственным во Франции. Прости меня, если можешь… — И он выбежал из кабинета своего уже бывшего шефа. Невероятно, но Патрика, этого циничного от природы человека, душил стыд. Еще бы, в свое время Антуан дал ему работу и поддерживал во всех начинаниях и в конце концов сделал настоящей знаменитостью Бордо. А он отблагодарил шефа по-своему: стал любовником его жены и они вместе надругались над Николь. Но разве он мог признаться Антуану в этом? Сказать: я подлец, Антуан. Нет, это невозможно. Как невозможно признаться, что Ингрид стала женой южноафриканца в основном потому, что Патрик снабжал ее афродизиаками, которые она ловко подмешивала тому в еду и питье. И бедняга вообразил, что только любовь Ингрид превратила его в гиганта секса. С ужасом вспоминал О'Коннор сцену, когда перед отъездом в ЮАР встретился с Ингрид. Та потребовала, чтобы он отдал ей все травы и корешки, доставшиеся ему от бабки. Она собиралась потчевать ими своего нового супруга и в ЮАР, чтобы привязать к себе навсегда. Патрик хотел было отказаться, но Ингрид Начала угрожать: — Тогда я все расскажу Антуану. А ты понимаешь, дружок, что это означает для тебя. О, как ненавидел ирландец Ингрид в это мгновение! Была бы его воля, он бы задушил эту ненасытную стерву. Но на тот момент он был человеком, который всецело зависел от нее. Поэтому просто молча полез в старинный сундучок и, вытащив оттуда заветный бабкин мешочек, протянул его Ингрид со словами: — Больше у меня ничего нет. Но учти: я не знаю, что будет с Рейсдалом, когда травы моей бабки закончатся. Твой муж может превратиться в инвалида или даже умереть. Я не хочу быть виновником его смерти. Предупреждаю тебя: если ты не будешь знать меры и с Рейсдалом случится беда, то его смерть будет только на твоей совести, не на моей. Ингрид засмеялась: — Ты глуп, ирландец. Если это случится, я просто стану очень богатой вдовой. И смогу заняться поисками новой жертвы! Прочь отсюда! Теперь ты мне больше не нужен. Получив приглашение переехать на работу в Брюссель, Патрик подумал: теперь мне все равно. У меня в Бельгии начинается новая жизнь и карьера. Прощай, Ингрид, навеки. Я ничего не расскажу Антуану о тебе. Надеюсь, и ты не проболтаешься обо мне. Однако, уже сидя в самолете, направлявшемся в Брюссель, Патрик понял, что что-то мучает его, не дает насладиться новым положением. Видимо, так на него подействовало благородное поведение Антуана, который наглядно показал: можно оставаться порядочным человеком и тогда, когда судьба, кажется, отняла у тебя все и не дает ни одного шанса на победу. Прилетев в Преторию, Ингрид даже немного растерялась: аэропорт показался ей гигантским, она ничего подобного в своей жизни не видела. По нему, казалось, перемещались десятки тысяч людей. Куда идти? Но тут перед ней с поклоном вырос чернокожий молодой человек в идеально отглаженном сером костюме. — Мадам Лану? Ингрид улыбнулась. — Уже нет. Просто Ингрид. — Меня зовут Томас Вингфилд. Господин Рейсдал поручил мне доставить вас в его поместье. Они сели в небольшой электромобиль и, промчавшись через все взлетное поле, остановились у стоянки частных самолетов. — Прошу вас. — Томас помог Ингрид выбраться из электромобиля и повел в сторону ближайшего самолета. Когда Ингрид поравнялась с ним, она не смогла поверить своим глазам: на борту самолета золотой краской было тщательно выписано имя: «Ингрид». Она повернулась к Вингфилду. — Томас, что это значит? — Господин Рейсдал распорядился назвать свой частный самолет в вашу честь, — сдержанно улыбнулся тот. Он провел Ингрид на борт. Изнутри самолет был отделан ценными породами дерева, сверкающей медью, в нем царила очень приятная прохлада и, пахло каким-то необыкновенным экзотическим ароматом. — Полет займет у нас не меньше часа — резиденция господина Рейсдала расположена в Капской провинции, там, где сливаются воды Атлантического и Индийского океанов, — пояснил Томас. — Так что в полете вы сможете поесть. — Он опустил глаза. — У господина Рейсдала нет своего ресторана, но пища, я думаю, вам понравится. — Мне чего-то не хочется есть, — призналась Ингрид. Но когда на столе появился экзотический салат, свежайшие креветки и огромный омар, буквально час тому назад выловленный прямо в океане, она переменила свое мнение. — А это вино из виноградников господина Рейсдала, — сказал Томас, наполняя ее бокал рубиновой жидкостью. — Конечно, это пока не бордо, но хозяин надеется, что скоро и его виноградники станут такими же качественными, как во Франции. С бокалом вина в руке Ингрид приникла к иллюминатору. Самолет летел не на очень большой высоте, и ей хорошо была видна земля внизу. Боже, как она была прекрасна! Огромные долины перемежались с высокими горами, с которых вниз скатывались серебристые ленты рек. Заросли баобабов, акаций с белыми и розовыми цветами, пальм и тамариндовых деревьев перемежались с кристально-чистыми озерами, у берегов которых Ингрид могла видеть антилоп-гну, импал, газелей и жирафов. А когда они пролетали над горой Сниуберге, то она увидела огромную радугу, склоненную над шумными водопадами, которые низвергались вниз с горы. Это был действительно совершенно другой мир — настолько фантастически-красивый и непохожий на Европу, что от него захватывало дух. — А вот и цель нашего путешествия — город Янсенвилл, — показал Томас. Самолет плавно спустился вниз и замер на краю небольшого частного аэродрома. Тут же на противоположном конце аэродрома показался огромный черный лимузин — бронированный «мерседес». Он затормозил у трапа, и из него вышел улыбающийся Биллем Рейсдал с огромной охапкой белых роз. — Я так скучал по тебе, Ингрид, — сказал он, целуя ее. — И даже немного боялся, что ты передумаешь и не захочешь приехать ко мне. — Ты — это все, о чем я когда-либо мечтала, — прошептала Ингрид, глядя ему в глаза. — Как я могла не приехать? — И они вновь слились в проникновенном поцелуе. Черный лимузин доставил их в поместье Виллема Рейсдала «Керквуд», которое находилось в десяти километрах от Янсенвилла, на берегу реки Сондахс. Когда Ингрид вышла из машины, то она не удержалась и невольно захлопала в ладоши — на вершине невысокого холма стоял фантастической красоты дворец из белоснежного мрамора, который со всех сторон окружал неземной красоты сад. Здесь сплели свои ветви темно-красные бугенвиллеи и олеандры, роскошные лавры и мирты, изумрудно-зеленые кипарисы и золотистые сливы. В прохладно-зеленых перечных деревьях порхали крошечные яркие птички и громко щебетали. — Я в жизни не видела подобной красоты! — воскликнула она. — До встречи с тобой я тоже не видел такой бесподобной красоты, — пробормотал Биллем и уткнулся лицом в пепельные волосы Ингрид. — Боже, Ингрид, как ты прекрасна! Ты настоящее сокровище, богиня! В его глазах читалось искреннее восхищение, и Ингрид подумала: вот что делают с мужчинами корешки друидов! Как умно я поступила, что взяла с собой целый мешочек! Они поднялись в роскошный зал. Сквозь огромные окна в него лился золотистый свет дня, освещая старинную мебель красного дерева и большие картины в резных рамах. — К сожалению, здесь нет ни одного шедевра, — вздохнул Рейсдал, указывая на картины, висевшие на стенах. — В Южной Африке нет по-настоящему знаменитых художников. А я в свое время упустил возможность купить несколько работ Ренуара и Пикассо. Теперь они все находятся в музеях и к ним уже не подступиться — даже с моими деньгами. Зато у меня есть очень интересная коллекция фарфора. — Он подошел к застекленному шкафчику и осторожно открыл дверцу. — Когда-то эти вещи украшали дворец вице-короля Индии. За этим столовым прибором, например, сидела сама королева Елизавета II. А я получил всю эту коллекцию — ты не поверишь — отдав за нее всего одну птицу. — Одну птицу? — удивилась Ингрид. — Редчайший вид колибри, который, по счастью, водился в моих угодьях. Владелец этих фарфоровых вещей был страстным орнитологом и объездил весь Восток в поисках самых экзотических птиц, но такая, как у меня, ему нигде не попалась. И он был счастлив сделать этот обмен. — Рейсдал улыбнулся. — Думаю, время от времени мы сможем сами есть из этих тарелок и чувствовать себя настоящими королями. А теперь… — он крепко взял Ингрид за руку, — пойдем наверх. Я покажу тебе спальню. По широкой лестнице из нежно-розового мрамора они поднялись на второй этаж. Обстановка там была даже еще богаче, чем на первом этаже. На стенах висели светильники из позолоченной бронзы и зеркала, которые явно украшали до этого интерьеры королевских дворцов. Все было очень похоже на Версаль, в котором Ингрид была несколько раз и который произвел на нее неизгладимое впечатление. Рейсдал ввел ее в спальню. Она была фантастических размеров — казалось, в ней можно было свободно играть в гольф. Ноги Ингрид утонули в мягком белоснежном ковре, который устилал весь пол. Везде были расставлены вазы с только что срезанными цветами — розами, тюльпанами и ирисами. А в центре спальни стояла роскошная кровать из палисандра, застеленная небесно-голубым атласом. Резные ангелочки поддерживали спинку кровати, с которой свешивались сделанные все той же искуснейшей рукой мастера гроздья винограда и персиков. — Иди ко мне, — чуть охрипшим голосом позвал Биллем. — Иди ко мне, моя Ингрид! Она покорно приблизилась к нему. У нее уже кружилась голова от всей этой роскоши, от этого нескончаемого великолепия. Боже, думала она, я даже не представляла, как живут люди в далекой Южной Африке! А ведь Биллем сказал мне, что он далеко не самый богатый землевладелец здесь, есть люди и побогаче! Их руки и тела сплелись в страстных объятиях. Ингрид чувствовала исходивший от него жар, его нетерпение, ощутила, как он соскучился по ней за все те долгие недели, что она воевала в Бордо с Антуаном, стараясь отобрать у него как можно больше денег. Но в конце концов все это было не зря — теперь она стала по-настоящему богатой, и это ощущение было просто восхитительным. Биллем прижал к себе Ингрид покрепче и, обхватив руками, заглянул в глаза. — Ты самая соблазнительная женщина. В тебе таится столько обещаний и искушений… — прошептал он. В ответ на жадный взгляд Виллема в темной глубине глаз Ингрид зажглось желание. Она изогнулась и слегка вздрогнула, когда он потянул за ворот ее блузки и стал покрывать поцелуями ее обнаженный живот, продолжая снимать блузку и согревая ее тело своим горячим дыханием. Ингрид трепетала, отдаваясь поцелуям и ласкам, и чудесная сила любовной страсти поднималась из влажной глубины ее напряженного тела, предчувствующего экстаз. Его руки скользнули по груди Ингрид, обхватили ее за талию и слегка приподняли. Их тела слились, и Биллем, задыхаясь от счастья, ощутил бархатистую мягкую плоть, которая сжималась и разжималась в бешеном ритме. Он никогда еще не испытывал ничего подобного и смотрел на Ингрид изумленными глазами. Она лежала под ним, раскинув руки, и только нижняя часть ее тела совершала изощренный танец сладострастия, который заставил его воспарить к самым вершинам любовного восторга. Он и не подозревал прежде, что такое возможно. Они испытали полное слияние друг с другом, и мир, казалось, засиял всеми красками. — Боже милосердный, — прошептал Биллем, придя в себя. — Ты волшебница? Кто же ты, Ингрид? Во всяком случае, не обычная женщина, это уж точно. — И он приник губами к ее шее. Обессиленные и размягченные, они еще долго лежали так, слившись друг с другом влажными телами. — Это уж точно, я необычная, — усмехнулась Ингрид. — Но и ты тоже, Биллем, необычный. Кстати, как твои виноградники? Тебе удалось найти в Бордо подходящие сорта лоз, чтобы пересадить их сюда? — Я устроил три новых виноградника, — с гордостью сообщил он. — В Янсенвилле, в Клипплате и в Кукхаусе. Везде посажены лишь самые отборные сорта, привезенные из Бордо. И ухаживают за ними тоже французы. Местных работников я пока даже не подпускаю к посадкам — пусть пока учатся. — Он улыбнулся: — А через неделю из Италии прибудет новый мини-завод по производству вина, оборудованный по последнему слову техники. Посмотрим, что все это даст. Во всяком случае и итальянцы, и французы уверяют меня, что деньги, которые я затратил на это, не пропадут даром. Но, конечно, ожидать быстрого результата тоже наивно. На все уйдет по меньшей мере несколько лет. И только тогда станет ясно, насколько мне все удалось. — Во всяком случае, начало положено! — воскликнула Ингрид. — И ты сделал это, Биллем Рейсдал! Я уверена, что у тебя будут самые лучшие виноградники во всей Южной Африке! А вино, которое будет производиться здесь, еще поспорит с тем вином, которое делается в окрестностях Бордо! — Да, я буду производить лишь самое лучшее вино. Все остальное меня не интересует. Но, я надеюсь, ты тоже станешь помогать мне в этом. — Он заглянул Ингрид в глаза. — Ты ведь столько лет прожила во Франции, к тому же у тебя там был свой ресторан… — Ну разумеется, я обязательно помогу тебе. — Ингрид покрыла его грудь поцелуями. — Кстати, Биллем, я чуть с ума не сошла, увидев свое имя на фюзеляже твоего самолета. Спасибо тебе! Это было так неожиданно! Так оригинально! Рейсдал просиял. — Я рад, что тебе это понравилось. Я ведь когда-то сам служил в авиации. И у нас было принято давать нашим самолетам разные устрашающие прозвища и разрисовывать их акульими или тигриными мордами, чтобы противнику они казались ужасными. Но я решил, что гораздо приятнее назвать свой самолет именем любимой женщины. Той, которая поднимает меня самого на седьмое небо! Он встал с постели и подошел к окну. Уже стемнело — ночь в этих местах опускалась быстро. В небе ярко сверкали далекие звезды, а за густыми ветвями сада угадывалась полная луна. — Но самолет с твоим именем — это не единственный сюрприз, который я приготовил тебе. — Он с улыбкой повернулся к Ингрид. — Ты интригуешь меня, Биллем! Что же еще ты приготовил мне? — Что еще? — Он вытащил из коробочки небольшой пульт, похожий на тот, что используют для переключения телевизионных программ, и лег рядом с Ингрид. — Смотри! Биллем нажал на кнопку, и Ингрид не поверила своим глазам: кровать, на которой они лежали, начала медленно подниматься вверх. А затем крыша дома внезапно распахнулась, и она увидела прямо над головой усыпанное звездами небо. Еще несколько мгновений — и они вознеслись на самый верх. Ингрид почувствовала пряный аромат южноафриканской ночи, увидела луну, сверкающую, как золотой медальон на груди юной эфиопки. Ночное небо было совсем рядом — можно сказать, вокруг их кровати, застеленной белоснежными шелковыми простынями. Это было так фантастично, что она на мгновение потеряла дар речи. — Первым это придумал легендарный миллиардер Вандербильдт, — улыбаясь проговорил Биллем. — Подобная кровать была установлена в одном французском замке, который так ему понравился, что он разобрал его по кирпичикам и перевез в Америку, в Бостон. Когда я прочитал об этом в одном журнале, то сразу загорелся этой идеей. Надо было лишь успеть все сделать к твоему приезду. Как видишь, это удалось. Привстав на локте, Ингрид огляделась. На фоне звездного неба темнели зубцы далеких гор, напоминая стены и башни какого-то фантастического замка. Серебряный свет луны заливал реку Сондахс и озеро Калсберг. А над головой таинственно мерцали созвездия. У Ингрид кружилась от восторга голова. Это счастье было сладким и свежим, как мед в сотах. Это была радость, которую невозможно было выразить словами — безграничная и опьяняющая, такая же бездонная, как и небо вокруг них. Ингрид чувствовала, как все расплывается перед ее глазами в головокружительном восторге. У нее было такое чувство, словно она парит и возносится куда-то вверх, к самым звездам. Теперь я действительно выше всех, подумала она и чуть не потеряла сознание. — Ингрид, Ингрид, — услышала она. Биллем сжал ее в своих объятиях, и она увидела его лицо прямо перед собой, а над ним — волшебный свет мерцающих звезд. — Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного, — счастливо выдохнула она. — Я тоже, — прошептал Биллем. Он смотрел на Ингрид бесконечно влюбленными глазами. — Такое наверняка бывает только раз в жизни. Боже, как же я была права, бросив этого жалкого зануду Антуана! — пронеслось в голове Ингрид. Он прожужжал мне уши насчет своего желания иметь детей, а Биллем готов бросить к моим ногам весь мир! Я была женой какогото бордоского ресторатора, владельца мини-гостиницы, а теперь моим именем называют самолеты! Даже страшно подумать, что было бы со мной, если бы я осталась в Бордо… У Антуана потекли пустые серые дни, ничем не отличавшиеся друг от друга. Однажды, сидя в своем вольтеровском кресле, он печально подумал: боже, сколько событий произошло всего за несколько месяцев! Я встретил прекрасную девушку и полюбил ее. Но она исчезла из моей жизни. Жена неожиданно бросила меня и с новым мужем укатила в далекую Южную Африку. Но это я еще могу пережить, ведь моя жизнь с Ингрид давно превратилась в пытку. Однако теперь и знаменитый шеф-повар покинул мой ресторан. В тот самый момент, когда мне нужна была настоящая поддержка. Весь мой бизнес, по сути, летит под откос. Да что бизнес, вся жизнь моя улетела под откос. Он горько усмехнулся и сделал глоток коньяка. Он уже не замечал, как много стал пить за последние дни. Он просто не мог отказать себе в этом. А «Хеннесси» был так дьявольски хорош, что от него просто невозможно было отказаться. Тонкий аромат и вкус коньяка настолько подчинил себе Антуана, что он уже не мыслил себе жизнь без этого напитка и начинал теперь с рюмочки «Хеннесси» даже свое утро, хотя раньше неизменно начинал его с мощной зарядки. Но что ему еще оставалось делать, когда «Хеннесси» остался его единственным утешителем, единственным, кто не покинул его? Так продолжалось много дней. Дела в ресторане шли все хуже и хуже, и многие старые клиенты, видя, что дело безнадежное, просто «проголосовали ногами», уйдя в другие заведения, где теперь готовили значительно лучше и разнообразнее. Жером старался открыть глаза Антуану, обратить его внимание на это, но хозяин не слушал его. Или не слышал. Но однажды в его кабинет вошли все пять официантов, которые работали в ресторане. Лишь двое из них были французами, а трое — иностранцами: один хорват, один поляк и один турок со швейцарским паспортом. Она встали перед его столом и в упор мрачно посмотрели на него. — Что случилось? — спросил Антуан. — Месье, когда мы нанимались на работу, мы подписывали контракт с лучшим рестораном Бордо, — сказал самый старший и опытный из них, Филипп Моруа. — А теперь из ресторана уходят клиенты. Он на глазах становится все хуже и хуже. Да, нам платят прежнюю зарплату, но работать в таком заведении становится просто не престижно. Мы не понимаем, что случилось, но, говорят, все дело в вас. — Во мне? — горько усмехнулся Антуан. — Разве я Патрик О'Коннор, который ушел из ресторана, фактически бросив нас в самый трудный момент? Или Ингрид, которая оставила меня без денег, да еще и заставила влезть в многомиллионные долги? — Вы тот, кто создал этот отель и ресторан! — решительно произнес Филипп Моруа. — Можно сказать, что вы их отец. Мы прекрасно знаем, что было здесь до того, как вы пришли сюда. И что стало потом. Но мы, к сожалению, видим и то, что стало теперь. И поэтому мы говорим вам: или вы решительно возьмете себя в руки и восстановите былую славу ресторана, или мы уходим. — А уход наш, скорее всего, будет означать окончательный закат ресторана, — бросил самый маленький из всей пятерки — Златко Чекович из Хорватии. — Это ультиматум? — поднял брови Антуан. — Только в том случае, если у вас окончательно опустились руки и вы намерены скатиться в бездну, — сказал Филипп Моруа. — Но если вы возьметесь за дело, то мы протянем вам руку помощи. Мы готовы работать даже за меньшую плату, пока ресторан не выйдет из кризиса и вы не наладите все так, как было раньше. Антуан посмотрел на своих официантов новым взглядом. Раньше он не обращал на них особого внимания — они всегда казались ему чем-то вроде придатков к кухне, где царил лишь один шеф-повар. Но выяснилось, однако, что и у них были глаза и они очень многое видели и понимали. — Спасибо вам, друзья, — растроганно произнес он. — Хорошо, что вы пришли и сказали мне это. Ваши слова горькие, жесткие и жестокие, но они, пожалуй, единственно необходимые в данной ситуации. Да, мне и только мне надо взять себя в руки. Ничего не потеряно. И Патрик О'Коннор не единственный шеф-повар на белом свете. Все можно опять наладить, надо только взяться за это! — Он пожал им руки и сунул Филиппу Моруа недопитую бутылку коньяка: — Заберите ее с собой и распейте по окончании рабочего дня. А мне больше пить нельзя. Ни капли! Вызвав затем Жерома, Антуан долго изучал финансовую отчетность ресторана и отеля. Дела действительно пошли на спад — и так сильно, что ему на мгновение даже стало страшно. Но он встряхнулся, вспомнив, как создал ресторан буквально с нуля и как практически собственными руками отремонтировал и переоборудовал гостиницу. — Мне очень жаль, Жером, что я не слушал тебя раньше, — признался он. — А теперь все оказалось таким запущенным, что дальше некуда. Но ничего, даже лягушка из сказки, попав в банку с молоком, молотила лапками до тех пор, пока не сбила масло и не смогла выбраться наружу. Это то, что нужно мне, — забыть про все неудачи и снова начать работать так, чтобы чертям стало тошно. — Самое плохое, что от нас отвернулись клиенты, — тихо промолвил Жером. — Да, — опустил голову Антуан. — И в этом огромная доля моей вины. Теперь придется завоевывать клиентов снова. А пока надо сделать вот что. Снизим до предела плату за номера в отеле — чтобы они не пустовали ни минуты. Пусть у нас появится хоть и небогатая, но зато постоянная публика. И обедать она тоже будет в нашем ресторане — это и близко, и экономически выгодно. А там, глядишь, мы постепенно вернем себе все когда-то завоеванные позиции. Жером кивнул. — Прекрасная программа. Самое главное, реалистичная. — Он немного помедлил. — Но что делать с вакансией шеф-повара? Антуан нахмурился. — Это самый сложный вопрос. Пока у меня даже нет идей, где его можно найти. Но я возьму это на себя. И решу эту проблему, обещаю! Антуан до поздней ночи сидел в кабинете, отдавая необходимые распоряжения и восстанавливая разладившийся было механизм управления рестораном и гостиницей. Он еще раз просмотрел бумаги по банковским кредитам, которые пришлось взять, чтобы рассчитаться с Ингрид, и определил новый график платежей. Ситуация была непростой, но теперь он верил, что ему удастся справиться. И, завершив этот день уже без капли спиртного, он вернулся в свой дом. Подойдя к окну, он взглянул на панораму ночного Бордо. Он походил на город из сказки: темная поверхность Гаронны переливалась отраженными электрическими огнями пароходов, вдалеке сиял купол Оперного театра, а с ним соседствовала искусно подсвеченная церковь Святого Креста, известная своими гробницами королей из династии Каролингов. Над ними нависала готическая базилика Сен-Мишель, построенная на холме, где, согласно древней легенде, находился священный дуб, которому поклонялись древние жители Бордо. А высоко в небе, словно сказочный фонарь, плыла полная луна, заливая бледным светом огромный старинный парк, раскинувшийся вокруг замка Роганов. Панорама была настолько прекрасной, что у Антуана невольно захватило дух. Что это я нюни распустил? — подумал он. Ведь теперь я свободный человек. И теперь я — и это самое главное! — могу жениться на Николь. Он решительно хлопнул в ладоши. Да, я женюсь на ней, пусть для этого придется перевернуть весь мир. Я найду ее, и она станет моей женой. Счастливая улыбка разлилась по его лицу. Да, теперь больше ничто не мешало ему осуществить свою заветную мечту — соединиться наконец с Николь. Ингрид больше никак не могла воспрепятствовать его планам. А значит, самый главный барьер на его пути к Николь окончательно исчез. Поеду-ка я к дядюшке Бено и расскажу ему, что отныне я свободный человек, решил Антуан. Он ведь настоящий друг. И ему наверняка будет интересно узнать, что же приключилось в последние недели. Он не ошибся: стоило ему позвонить в Перигор и заикнуться о том, что он хотел бы повидаться с дядюшкой Бено, как тот закричал, чтобы Антуан ехал не откладывая — он очень соскучился и ему не терпится узнать все последние новости. Когда Антуан приехал в Перигор, ему пришлось волей-неволей нарушить свой зарок не употреблять больше спиртного, ведь иначе отметить свободу было невозможно. Узнав о том, что Ингрид больше не жена Антуана, и выпытав у него все подробности того, как она ушла от него, дядюшка Бено решительно сказал: — За то, что эта стерва все-таки покинула тебя, надо выпить! Стаканом газировки «перье» такие события не отмечают! За бутылкой коньяка последовало вино, и лишь под утро старые друзья задремали. Они не слышали, как кто-то стучал в дверь домика. И только выйдя днем в сад, старик заметил лежащий в его почтовом ящике конверт. На нем не был указан обратный адрес, но все остальное было написано до боли знакомой рукой. Старик сразу узнал почерк Николь. — Антуан, — закричал он, — пришло письмо от Николь! Антуан бросился к Бено. — Скорей открывай! — дрожал от нетерпения Антуан. Дядюшка Бено открыл конверт и начал громко читать. «Дорогой дядюшка, успокойся. Я жива и здорова — по крайней мере, физически. Прости, что рассталась с тобой плохо. Но если бы ты знал, что сделали со мной эти монстры, ты бы не обиделся на меня. Здесь все иное, чем во Франции, — и климат, и люди. Но меня они очень хорошо приняли. Правда, я скучаю по Франции и по осени, когда мы так замечательно собирали трюфели. Мое сердце рвется к тебе. И к Антуану тоже. Но пока он живет с этим чудовищем, не только наше счастье, но и наша встреча невозможны. Обнимаю тебя, твоя Николь». — Николь жива! Жива! Какое счастье! — воскликнул дядюшка Бено. Потом он протянул письмо Антуану: — Ты моложе и умнее меня. Изучи это письмо. Может, здесь мы обнаружим какой-то намек на ее местонахождение. Антуан опустился в садовое кресло и долго и внимательно перечитывал письмо Николь. Старик молча сидел рядом, боясь отвлечь Антуана хотя бы даже одним словом. Наконец Антуан заговорил: — Думаю, она живет где-то в теплых краях, где не бывает осени. Дядюшка Бено радостно кивнул. За последние полчаса он помолодел и снова был похож на знаменитого энергичного тартюффайо. — К тому же среди людей другой национальности, но при этом доброжелательных, — сделал второй вывод Антуан. — Ты забыл главное! — вскричал дядюшка Бено. — Главное? — Да! Главное, она любит тебя, Антуан. — Ты так считаешь? — Лицо Антуана озарила счастливая улыбка. — Как бы я хотел, чтобы ты был прав. Хотя я понял и еще одну вещь. — Какую же? — Одним из монстров, надругавшихся тогда над Николь, была… моя бывшая жена. — На скулах Антуана заиграли желваки. –. Пожалуй, ты прав. Хотя я не совсем понимаю, как это может быть. Но ясно одно: ты, Антуан, не сможешь допросить Ингрид. А она в любом случае никогда не скажет тебе правды о том, что случилось в тот день. — Лицо дядюшки Бено помрачнело: — Но если Ингрид попадется мне когда-нибудь, я просто убью ее. — Его глаза метали зловещие молнии. — И все же какое счастье, что она… ушла от меня. И как я сочувствую этому глупому господину Рейсдалу! — воскликнул Антуан. — Отныне ты свободный человек, Антуан, и можешь целенаправленно заняться поисками Николь. — Я готов посвятить этому всю жизнь. И я найду Николь! — решительно заявил Антуан. Плечи его расправились. Он стал как будто выше ростом. А его красивые карие глаза горели такой любовью, что Бено окончательно поверил: Антуан обязательно найдет Николь. — Есть только одна проблема, — немного смущенно заметил Антуан. — Дело в том, что из-за этого чертового развода я запустил дела в ресторане. И мои собственные официанты предъявили мне ультиматум: или я, вновь засучив рукава, берусь за дело, или они уходят. Мне удалось кое-что сделать в последнее время, однако я так и не смог найти шеф-повара, который заменил бы ушедшего Патрика О'Коннора. Но если я брошу сейчас все силы на поиски Николь, то, наверное, ресторан снова придет в упадок. И мне, возможно, придется все-таки продать его, чтобы расплатиться со всеми долгами, которые остались после развода. — Не болтай чепухи! — резко оборвал его дядюшка Бено. — Пусть лучше каждый занимается своим делом. Ты будешь искать Николь, а я займусь твоим рестораном. Думаю, мне хватит здравого смысла разобраться во всех делах и наладить работу так, как она велась все последние годы. Одновременно я постараюсь подыскать достойную кандидатуру нового шеф-повара, чтобы ты мог посмотреть на этого человека и принять окончательное решение. Я, может быть, и не очень досконально разбираюсь в кулинарии, но уж в людях-то я точно разбираюсь! — Ты просто мой спаситель, дядюшка Бено! — Растроганный Антуан так крепко обнял старика, что тот даже заворчал. — Так и поступим. 9 Вместе они отправились в Бордо. Дядюшка Бено временно взял на себя повседневное руководство отелем, а также занялся поисками нового шеф-повара, чтобы Антуан ни в коем случае не отвлекался от главного — поисков Николь. Антуан начал с Африки. Он разослал запросы в пятьдесят государств, включая Мадагаскар, Свазиленд и Коморские острова. Потом перешел на Южную Азию. Он сутками сидел в Интернете, обзванивал десятки организаций, рассылал сотни писем и факсов. Но тех ответов, на которые он надеялся, так и не поступило. Хотя пришло одно письмо, которому он поначалу не придал большого значения. Но именно оно, как потом оказалось, помогло ему больше всего. Письмо это было от Этьена Деверо, его старого приятеля. Когда-то, еще в далеком-далеком детстве, они вместе с ним увлеклись скалолазанием. Покорив все горы в окрестностях Безансона, перешли на более серьезные вершины и даже ездили в Швейцарию, чтобы участвовать в восхождениях на Альпы. Вместе взбирались на Монблан и Матгерхорн. Потом Антуан забросил свое увлечение и полностью сосредоточился на учебе в университете, а вот Этьен Деверо, наоборот, старался совмещать свое хобби с учебой и поэтому пошел на факультет метеорологии и управления погодой. Используя свои старые навыки, он устанавливал метеорологические станции высоко в горах и жил рядом с ними в палатке или в сооруженном из снега домике, получая и передавая дальше уникальные результаты. Такие станции он сооружал сначала на французской стороне Пиренеев, а затем — во французских заморских территориях, разбросанных в Индийском и Атлантическом океанах, пока наконец судьба не занесла его на остров Адели, где была расположена французская антарктическая станция Дюмон-Дюрвиль. Антарктика с ее айсбергами и бескрайними ледовыми полями сразу пришлась по душе Этьену, и он надолго задержался на острове. Там с ним встретились члены датской антарктической экспедиции, которые приехали на остров Адели в рамках международного научного сотрудничества. Они обратили внимание на талантливого молодого метеоролога, и через несколько лет Этьен Деверо получил предложение занять аналогичную должность на датской станции, расположенной в противоположном полушарии, в Гренландии. Этьен немного подумал и сменил антарктические льды на гренландские, тем более что датчане обещали ему весьма высокую зарплату. Он много лет проработал на метеостанции в Готхобе, сохраняя при этом привычки истинного француза — умение одеваться, всегда выглядеть свежим, делать женщинам комплименты и остроумно шутить. Благодаря этому Этьен считался завидным женихом и у него не было недостатка в знаковых девушках. Антуан думал даже, что из-за этого он никогда не женится — слишком уж много было у него разных предложений. Но, как сообщил Этьен в своем письме, недавно и он женился. Жена его, датчанка Кристина Хартманн, была очень уважаемым человеком, она работала главврачом в роддоме. «Так что теперь ты можешь поздравить меня с тем, что я наконец остепенился — так, как давным-давно сделал ты», — шутливо заключал свое послание Этьен Деверо. В ответ Антуан от души поздравил Этьена, сообщив, однако, что его собственный брак с Ингрид распался. «Это оказалось полной неожиданностью для меня, Этьен, но, наверное, так даже лучше», — меланхолично заключал он. Реакция из Гренландии на это сообщение последовала неожиданно быстро. «Будешь смеяться, дружище, но эта новость широко распространилась по Готхобу, и все здесь искренне радуются за тебя, — писал Этьен Деверо. — Многие говорят: «Какое счастье, что этот симпатичный француз Антуан больше не является мужем этой стервы Ингрид». Из письма Этьена Антуан узнал, что его бывшую жену в Готхобе, мягко говоря, не любили. Оказывается, она с малых лет, зная о своей редкой красоте, соблазняла молодых парней, стараясь найти себе выгодную, по гренландским меркам, партию. При этом она пыталась заинтересовать своими прелестями как можно большее количество потенциальных женихов и в результате однажды была даже вынуждена сделать аборт. Было ей тогда тринадцать лет. Аборт делала мать Кристины Хартманн, тоже гинеколог. Она предупреждала Ингрид, что после такой операции, сделанной в юном возрасте, процентов девяносто вероятности того, что в будущем детей девушка иметь не сможет. На это Ингрид весело отвечала, что она сама еще очень молода и думать над этой проблемой не собирается. Но больше она не беременела. Впоследствии, когда Кристина Хартманн сама стала главным врачом роддома, Ингрид несколько раз обращалась к ней за помощью в лечении различных венерических заболеваний. Кристина много раз спасала девицу, но в одном помочь Ингрид было уже нельзя: прерывание беременности в раннем возрасте и беспорядочный секс без предохранения в дальнейшем сделали свое дело: детей Ингрид иметь не могла. Но было бесполезно предупреждать о нюансах поведения этой особы Антуана тогда, когда он совершенно потерял от красоты Ингрид голову и не пожелал бы услышать ни слова о ее истинной сути. Только сейчас, узнав о разводе друга, Этьен Деверо решил сообщить ему эту информацию, которую под большим секретом поведала ему жена. Прочитав это письмо, Антуан не знал, радоваться ему или огорчаться. Ну почему люди проявляют излишнюю деликатность? Если бы ему сказали об этом раньше, то, может, их брак распался бы раньше. И тогда, встретив в первый раз Николь, он был бы уже свободен. Но по зрелом размышлении Антуан был вынужден согласиться с другом — раньше он, наверное, никого и слушать бы не стал. И вообще, порвал бы на куски каждого, кто отозвался бы об Ингрид плохо, а тем более сообщил бы о таких фактах ее биографии. Да, он сам виноват в том, что этот брак состоялся. Но теперь, слава богу, он наконец свободен от Ингрид. Ее грязное прошлое тоже осталось вместе с ней. Точнее, подумал Антуан, оно досталось вместе с ней этому южноафриканцу. Но он, судя по всему, потерял от нее голову точно так же, как и я когда-то. И говорить ему о чем-либо совершенно бесполезно. Теперь Антуану было в принципе все равно: Ингрид и ее судьба его больше не волновали. Он думал только о Николь и целиком бьш занят ее поисками. Поэтому он даже немного рассердился на Этьена, который в следующем письме сообщил ему, что впервые за все эти годы собирается приехать в отпуск в родную Францию и хотел бы обязательно повидаться с Антуаном. — Не до тебя мне сейчас, дружище! — проворчал Антуан, откладывая в сторону письмо со штемпелем почты Гренландии и вновь усаживаясь за свой компьютер. — Чем это ты недоволен? — поинтересовался дядюшка Бено, который в этот момент входил в кабинет Антуана. — Да вот, старый друг из Гренландии приезжает. Прислал письмо, в котором пишет, что хочет повидаться со мной. А мне, как ты знаешь, некогда, — сердито объяснил Антуан. — А если я скажу, что… — дядюшка Бено сделал эффектную паузу, — я нашел шеф-повара для твоего ресторана, ты немного оттаешь? — Шеф-повара? Хорошего? — Еще лучшего, чем Патрик! — гордо ответил дядюшка Бено. — Он ученик самих братьев Ру, выдающихся, парижских кулинаров. Работал в Нью-Йорке. — И почему же этот ученик самых выдающихся парижских поваров променял Нью-Йорк на какое-то там Бордо? — ехидно проронил Антуан. — Я не ожидал от тебя такого жестокосердия, дружище, — обиженно заметил дядюшка Бено. — Дело в том, что у месье Жиля Робюшона — а именно так зовут нашего нового шеф-повара — в Бордо остались престарелые родители. К тому же они сейчас очень больны. В этом состоянии ему крайне трудно жить вдали от родины, за океаном. А Жиль хороший сын. И решил перебраться из Нью-Йорка обратно домой, чтобы провести эти годы вместе с родителями. Вот так-то, сынок. Считай, что нам просто повезло с месье Робюшоном. — А может, это только начало и дальше мне повезет еще больше? — задумчиво протянул Антуан. — Все может быть, — философски заметил дядюшка Бено. — Так что смело встречай своего друга из далекой Гренландии. Через неделю Этьен Деверо прилетел во Францию. Антуан тепло встретил его. Они долго сидели в его ресторане, пробуя изысканные блюда, которые приготовил для них новый шеф-повар. Действительно, месье Робюшон оказался хорошей заменой Патрику. — Думаю, ты был прав — Жиль ничуть не уступает ирландцу, — благодарно шепнул на ухо дядюшке Бено Антуан. Антуан провел Этьена в свой кабинет. Там они долго пили черный кофе, потом Этьен в одиночку смаковал коньяк, а Антуан все рассказывал, рассказывал… Про свою встречу с Николь, и про то, как она внезапно исчезла, и про свои бесконечные поиски любимой. — Вот видишь, сколько я разослал запросов, — указал он на кипу бумаг, сложенных на его письменном столе. — Но ее нигде нет: ни в Африке, ни в Азии. Остались только Таиланд и Бутан. Но, думаю, в Таиланде ей делать нечего. Там слишком много туристов из Европы. Ее может кто-нибудь узнать, а она скрывается от людей. Что касается Бутана, то это очень суровый и холодный край. А Николь намекала, что живет в теплом месте, где даже нет осени. О, Этьен, если б ты знал, как я страдаю от того, что не могу ее найти! — горестно воскликнул Антуан и погрузился в свои невеселые мысли. — Может, хоть это немного тебя отвлечет? — спросил Этьен и протянул другу листок бумаги. — Что это? — удивился Антуан. — Письмо от моей Кристины. — От твоей жены? Но мы же с ней незнакомы. — Да, лично вы не встречались. Но ты для нее не незнакомец. Она много о тебе знает из нашей переписки, из моих рассказов. Не забывай: она знала Ингрид и ее секрет и сочувствовала тебе уже давно. К тому же в прошлом году моя жена закончила курсы по психологии и потому считает, что хорошо разбирается в людях. Антуан развернул бумагу. «Милый Антуан! Благодаря Этьену ты стал мне родным человеком, почти братом, — писала Кристина. — И я хочу попросить тебя об одолжении. Дело в том, что я купила Этьену туристическую путевку на две недели в Таиланд. В чудное местечко, где можно заниматься дайвингом. Не подумай, что я ему не доверяю, нет. Но мне будет спокойнее, если плавать под водой с ним будешь ты, а не местная красотка. Думаю, ты поможешь мне по-братски. Путевку на твое имя, если ты согласишься, тебе передаст Этьен. Счастливого отдыха». — Ну, у тебя не жена, а бой-баба! — засмеялся Антуан. — Она что, так всегда за всех решает? — Ты ее должен понять, Антуан, — виновато проговорил Этьен. — Она помогла появиться на свет тысячам жителей Гренландии. Иногда в считанные секунды решала вопросы, от которых зависит жизнь и смерть. Поэтому у нее есть командирские замашки. Но я привык к ним. Во всяком случае, я знаю, что ничего плохого Кристина никогда не попросит и не посоветует. Ну так что, едем? — Не знаю, — замялся Антуан. — Я не привык к таким скоропалительным решениям. К тому же я очень занят. Занят поисками Николь. — Это я понимаю. А что касается скоропалительности, то ты, кажется, забыл, как молниеносно мы все решали в молодости. — Ну, то было в молодости, — смутился Антуан. — Теперь я действую более осторожно. В кабинет заглянул дядюшка Бено. — Ну как дела? Бойцы вспоминают минувшие дни? — Да нет, дядющка Бено, у нас проблема. Этьен просит меня съездить с ним на две недели в Таиланд, заняться дайвингом. Наверное, жена его ревнует, хотя и не хочет в этом признаться. Но я же занят поисками Николь. К тому же боюсь оставить отель и ресторан. Я ведь и так уже злоупотребил твоим великодушием. — Что касается твоего бизнеса, то я могу две недельки продержаться один, без тебя, — заметил дядюшка Бено. — Ты, как я понимаю, к моей работе претензий не имеешь? — Какие претензии?! Ты справляешься очень хорошо, — похвалил его Антуан. — Вот видишь! А что касается Николь, то чует мое стариковское сердце, что рано или поздно ты обязательно с ней встретишься. Так что поезжай. Ты очень устал. Небольшой отдых тебе совсем не помешает. И, кроме того, ты ведь и на отдыхе можешь продолжить поиски Николь. Я прав? — обратился дядюшка Бено к Этьену. — Думаю, правы, — ответил тот, все-таки немного смущенный тем, что заставляет друга покинуть Бордо. — А куда именно мы направляемся? — наконец поинтересовался Антуан. — На остров Самуи. Он менее известен, чем Пхукет, но считается, что там настоящий рай для любителей подводного плавания, — начал объяснять Этьен. — Никогда не слышал о таком острове, — вступил в разговор дядюшка Бено. — Что еще ты о нем знаешь? — посмотрел он на Этьена. — Знаю, что Самуи находится в Сиамском заливе, в 270 километрах к юго-востоку от Банг-кока. Что там прекрасные пляжи, есть водопад, красивые храмы и конечно же статуя Большого Будды. — Звучит заманчиво, — прокомментировал дядюшка Бено. — Я никогда не бывал в тех краях. Всего-то две недели, а удовольствия на несколько лет, — заключил он. Этьен и дядюшка Бено с надеждой уставились на Антуана. — Ну что, — может, поедем? — умоляюще протянул Этьен. — Не знаю, — все еще недовольно пробормотал Антуан. — Ну, пожалуйста, Антуан, а то Кристина разорвет меня на части, когда я вернусь в Гренландию! — взмолился Этьен. — Да, — засмеялся дядюшка Бено, — пожалей друга, Антуан. Такая жена, как у него, действительно может разорвать на куски! Антуан еще раз посмотрел на них и наконец скрепя сердце согласился. Прилетев в Бангкок, друзья пересели в скоростной автобус и направились на юг. А там на катере добрались до острова. Самуи им сразу понравился: отличные отели, чистые пляжи, качественное обслуживание. Всюду чистота, зелень, цветы, улыбающиеся лица местных жителей. Их отель располагался совсем рядом со знаменитым пляжем Чавенг. Вместе с инструктором они рано утром уплывали на катере в море и там погружались на несколько часов в теплые воды Сиамского залива. Плавание, наблюдение за богатым подводным миром были как бальзам для измученной души Антуана. И все равно, вернувшись в гостиницу, после завтрака он садился за компьютер, брал в руки мобильный телефон и работал почти до самого вечера с маленьким перерывом на обед. Но следов Николь все не находил. Так незаметно прошли две недели. И вот наступил последний день их пребывания на Са-муи. Последнее прощальное погружение. Вернувшись на берег, Антуан, как обычно, тут же на пляже смыл с себя в душе соленую воду и пошел переодеваться в кабинку. Он был так погружен в свои грустные мысли о том, что не смог найти Николь, что не сразу понял: неподалеку спорят две женщины — судя по голосам, довольно молодые. — Я говорю тебе, что не вернусь домой, не побывав на Тао. Там такой музей шелка и такой шикарный магазин одежды из него, что многие парижанки приплывают на Самуи только для того, чтобы сделать в нем покупки. — Эка невидаль, магазин одежды! Ты просто с ума сошла, Дениза! Наверное, перегрелась. Вот вернемся в Париж — и ты накупишь там все, что душе угодно. — Ты ничего не понимаешь, Луиза! Владелица музея и магазина специально направляла своих работниц на стажировку в дома моды «Лакруа», «Шанель» и «Унгаро». Они шьют только по лучшим парижским лекалам. Говорят, владелица за короткое время обеспечила работой сотни местных жителей и они ее просто боготворят. Короче, настоящая современная бизнесвумен. Думаю, и мы ее скоро будем боготворить: ведь цены у нее в десятки раз ниже, чем в наших бутиках. У тебя что, Луиза, денег куры не клюют? — С деньгами, особенно после того, как мы вволю оттянулись на Самуи, у меня, честно признаться, не очень. Пожалуй, ты права: лучше купить пять нарядов здесь, чем собирать деньги целый год в Париже всего на одно платье. Согласна — едем на Тао! У Антуана, подслушавшего этот разговор, вдруг защемило сердце и перехватило дыхание. Придя в себя, он выскочил из кабинки и бросился к женщинам, чем явно напугал их. — А вы не знаете, владелица магазина местная или из Европы? — Не знаем, мы никогда там не были. Да это и неважно, — высокомерно ответила блондинка. Ее подруга — яркая брюнетка — была настроена более миролюбиво. — Неважно, какой она национальности. Главное, какой у нее товар. А он, говорят, первоклассный. А вы что, тоже хотите купить что-то своей жене? — Жене? — уставился на нее Антуан. — Нет, у меня нет жены! — И, махнув рукой, он быстро направился в отель. Его собеседницы переглянулись. — Наверное, трансвестит. Такие здесь тоже любят отдыхать, — решила блондинка. — Ошибаешься. Он похож на настоящего мужчину, — восхищенно произнесла брюнетка, мечтательно глядя Антуану вслед. — Вот в том-то и дело, что похож. Теперь они все похожи. А как до секса дело дойдет, то предпочтут не нас, женщин, а сама знаешь кого, — сердито закончила блондинка. Антуан зашел в номер Этьена, который судорожно бросал вещи в чемодан. — Где ты пропадаешь?! — закричал Этьен. — Наш катер отправляется ровно через час! Не забудь, уже ночью мы должны быть в Бангкоке, чтобы вылететь чартерным рейсом в Бордо. — Никуда я не поеду! — решительно заявил Антуан. — Что случилось? — Я должен срочно увидеть магазин шелка на Тао! — Что ты там бормочешь?! Что это такое Тао? — Это островок рядом с Самуи. — Ну и что с того? Рядом с Самуи много островков. Почему вдруг Тао?! — взбесился Этьен. — Забудь про него! Никуда ты не поедешь. Мы немедленно отправляемся в Бангкок. — Ты можешь ехать куда хочешь, а я отправляюсь на Тао, — резко бросил Антуан. — Ну почему? Какая муха тебя укусила?! — Потому что там магазин шелка, — процедил Антуан. — Не говори загадками! Ты хочешь приобрести сувениры из знаменитого тайского шелка? Ты поздно спохватился. Ну да ладно, выход есть — купишь их в Бангкоке, прямо в аэропорту. — Ты не понимаешь, Этьен! — нетерпеливо бросил Антуан. — Магазин шелка вместе с музеем создала на Тао не так давно одна женщина неизвестной национальности. Настоящая бизнесвумен. Этьен сел на стул и уставился на друга. Кажется, он начал что-то понимать. — Ты хочешь сказать, что этой женщиной может быть Николь? — оживился он. Антуан кивнул. — Вот именно. Никаких точных данных у меня нет, но… я не смогу вернуться во Францию, не проверив этого! — Тогда забудь все, что я тебе наговорил, — решительно произнес Этьен. — Я отправляюсь вместе с тобой на Тао. Бангкок может и подождать. — Ты настоящий друг, — прочувствованно произнес Антуан. — Но ты же бросил все и поехал сюда со мной. Неужели я могу поступить по-другому? — улыбнулся тот. Скоростной катер домчал их до Тао за считанные минуты. Островок был маленький, но очень живописный. В центре его, на холме, в красивом здании, неуловимо напоминающем типичное французское шале откуда-нибудь из окрестностей Гренобля или Шамбери, расположились музей шелка и магазин. Толпа туристов из разных стран нетерпеливо топталась у входа. Среди них Антуан заметил блондинку и брюнетку, совсем недавно споривших на пляже возле его кабинки для переодевания. Увидев Антуана, которого сопровождал такой же высокий и плечистый Этьен, брюнетка радостно шепнула блондинке: — А все-таки права была я, это настоящие мужики! — Это еще надо доказать, — с досадой произнесла блондинка, не привыкшая проигрывать. — Может, они на самом деле сладкая парочка. — Не говори так! Это была бы настоящая трагедия! — возмутилась ее подруга. — К сожалению, весь современный мир переполнен такими трагедиями, — пожала плечами блондинка. Девушка-гид провела всех в музей, где после уличной влажной жары было особенно приятно ощутить по контрасту уютную кондиционированную прохладу. — Сейчас к вам выйдет владелица нашего музея — мадам Лок, — торжественно произнесла она. И вот в проходе показалась очень изящная молодая женщина. Она была одета в изысканное платье из темно-зеленого шелка, отделанного золотой нитью. Ее светло-каштановые волосы были подняты вверх в замысловатую прическу, открывавшую высокую стройную шею, на которой мерцало изумрудное ожерелье. — Дамы и господа, я рада приветствовать вас в нашем музее, — на безукоризненном английском начала мадам Лок и посмотрела на туристов. Наконец ее зеленые глаза остановились на Антуане. Она замерла, побледнела, снова посмотрела на него… Антуан не отрываясь глядел на нее. Это была Николь! Он протянул к ней руки и в два прыжка оказался рядом. О боже, как же он любит ее! Ему хотелось заключить ее в свои объятия и утешить, заставить забыть все страшное, что приключилось с ней, и помнить только о хорошем. — Николь! Не исчезай! Я искал тебя повсюду и наконец нашел здесь! — воскликнул Антуан, и предательская влага блеснула в его карих глазах. Антуан и Николь, сплетя руки, пристально смотрели друг на друга. Время словно остановилось. В помещении воцарилась абсолютная тишина. И вдруг она взорвалась яростными аплодисментами. Это аплодировали туристы, радовавшиеся как дети тому, что стали свидетелями необыкновенной встречи двух влюбленных. — Ну, что я тебе говорила? — торжествовала брюнетка. — А ты все: трансвестит, не мужчина… Глупая ты, Луиза! Блондинка неожиданно покраснела. — Да, я ошиблась. Но ты бы не стала свидетельницей всей этой сцены, если бы не я — ведь именно я настояла на поездке на Тао! — Да, сцена просто сказочная. Как в романе. Никто не поверит, если я расскажу об этом дома. — Знаешь что, Дениза, лучше держи язык за зубами. О таком не болтают. Это настоящая любовь. Уж я-то в этом деле понимаю. — И блондинка победоносно посмотрела на подругу. Последнее слово все равно осталось за ней. — Кажется, я здесь третий лишний. Думаю, Антуан теперь справится и без меня, — пробормотал себе под нос Этьен. Он протиснулся к девушке-гиду, с восторгом наблюдавшей эту сцену, и тихо прошептал ей на ухо: — Мадемуазель, если эта влюбленная парочка когда-нибудь начнет интересоваться, где Этьен Деверо, скажите им, что он уехал домой и будет ждать их приглашения на свадьбу. — А кто такой этот Этьен Деверо? — удивилась девушка. — Это я, — скромно потупил глаза Этьен. Молодая тайка засмеялась. Николь и Антуан сидели в маленьком уютном домике позади музея и молчали. — Я не хочу знать, почему ты бежала из Франции, и никогда об этом не спрошу. Захочешь, сама скажешь, — медленно начал Антуан. — Но знай: теперь я свободный человек. Ингрид развелась со мной и уехала с новым мужем-миллионером на его родину, в Южную Африку. — Бедный миллионер, — тихо прошептала Николь. — Если бы он знал, на каком чудовище женился. — Не будем о ней! — попросил Антуан. — Она не стоит нашего внимания. — Да, не стоит, — согласилась Николь. Антуан встал и приблизился к ней. — Ты прекрасна, — сказал он, гладя ее волосы. — И я рад, что тогда, в Перигоре, не сделал тебя своей любовницей. Ты из тех женщин, которые нужны на всю жизнь. Я люблю тебя, Николь, и буду любить всегда! — Я это знаю, — еле слышно произнесла она. — Я тоже люблю тебя, Антуан. И буду любить всегда. Какое счастье, что мы оба свободны и что впереди у нас целая жизнь! Антуан прижал ее к своей груди. Восторг нахлынул на Николь, и больше она не сопротивлялась… — А ты знаешь, почему я выбрала себе такое имя — мадам Лок? — спросила она, когда они наконец пришли в себя после страстных объятий. — Нет. Как я могу знать? Ты стала для меня загадкой. Глаза Николь подернулись грустью. — Я назвала себя «мадам Лок» от английского слова «lock» — «замок». Ведь после того, как я сбежала от тебя, мое сердце, как я считала, навсегда закрылось для любви. — Теперь ты снова можешь стать Николь, прекрасной и желанной Николь, моей единственной настоящей возлюбленной. — Антуан вновь крепко прижал ее к себе. — Больше я никуда не отпущу тебя. И если раньше тебе казалось, что твое сердце навсегда закрыто для любви, то теперь, наоборот, оно будет всегда открыто для нее. Николь блаженно вздохнула. — Люби меня, Антуан! Люби так, как можешь только ты один на всем белом свете! Их объятия стали бурными, и вскоре они вновь принадлежали друг другу — принадлежали беззаветно и страстно, постигая такие сияющие высоты любви, которые, казалось, были недоступны простым смертным. Они заснули под шум моря. А когда проснулись, уже был день. Ярко светило тропическое солнце, в гуще пальм пели экзотические птицы, а незнакомые Антуану цветы источали сладостные ароматы. — Как хорошо здесь! Настоящий рай! — воскликнул Антуан. — Разве, живя здесь, можно желать чего-либо иного? — И он внимательно посмотрел в глаза любимой. — Конечно, можно, — ответила Николь. — Я, например, желаю вернуться в Перигор. Поцеловать дядюшку Бено, а ночью… — она лукаво посмотрела на Антуана, — пойти с тобой в лес и научить тебя собирать трюфели. Как же близка она была к тому, чтобы потерять его навсегда! И разве это не чудо, что он нашел ее на маленьком островке, затерянном в Сиамском заливе, куда она сбежала, спасаясь от любви? А любовь оказалась сильнее. Какое же счастье, что впереди у них вся жизнь!